Воспитание дикости. Как животные создают свою культуру, растят потомство, учат и учатся - Карл Сафина

для возникновения культуры кто-то должен сделать нечто, что не укладывается в привычный образ действий. Мы живем в автомобильной культуре, но лишь потому, что однажды некий новатор изобрел автомобиль. Мы слушаем рок-музыку, но кто-то когда-то первым создал электрическую гитару, которая пришла на смену обычной.

Как бы иронично это ни звучало, культура, то есть процесс обучения и соответствия принятому в сообществе образу действий, зависит от особей, которые сами этому образу действий соответствуют не вполне. Для становления культуры необходимо, с одной стороны, чтобы все поступали так же, как остальные, а с другой – чтобы кто-то поступал иначе, так, как еще никто никогда не делал. Чтобы охватить обе составляющие культуры, то есть и установленный образ действий, и новшества, наше определение должно звучать примерно так: культура – это информация и формы поведения, которые распространяются социальным путем и которые могут быть усвоены, сохранены и переданы другим.

Вероятно, именно поэтому в человеческом обществе люди, создающие культуру, – изобретатели, дизайнеры, экспериментаторы – часто оказываются замкнутыми, чудаковатыми, не склонными к общению интровертами. Как ни крути, культура зиждется одновременно и на массе конформистов, и на редких индивидуалистах-новаторах. Потому что без новатора – никем не обученного, не обтесанного общепринятыми правилами – не возникнет никакое новое знание, умение или традиция, которые могут быть переданы другим; а без этого не появится культура, которую можно было бы скопировать и усвоить. Для культуры инновация – то же самое, что мутация для генов, – единственная возможность прогрессировать, корень любых изменений.

Так что, даже если сегодня молодой кит следует за матерью к одному из традиционных для его вида мест кормежки, эта традиция тоже когда-то началась с того, что некий кит нарушил старую традицию и отправился искать пищу своим путем.

Случаи, когда человеку удалось увидеть, осознать и зарегистрировать какие-либо новаторские находки в мире животных, очень редки. И тем не менее в 1980 году был отмечен случай, когда у берегов Новой Англии один из горбатых китов перед нырянием начал по нескольку раз подряд с силой хлопать хвостовым плавником по поверхности воды, но только тогда, когда он охотился на особую разновидность местных рыб – песчанку[43]. По всей видимости, поднимая шум таким способом, он вспугивал песчанок, заставляя их сбиваться в более тесные косяки. Скучивание – хорошая защитная стратегия для мелкой рыбы при нападении более крупного хищника. Безопасность – в многочисленности. Однако от китов она не спасает, напротив, делает рыбу более уязвимой: огромная пасть горбача способна заглотить весь косяк целиком. За 10 лет наблюдений такая техника вспугивания добычи распространилась на половину всей популяции горбачей по мере того, как молодые киты один за другим перенимали ее друг у друга, уже освоивших этот способ охоты. (Интересно, что старшие киты за ними не повторяли.)

В некоторых местах кашалоты научились срывать рыбу с рыболовных ярусов – огромных, длиной в километры, морских переметов[44], оснащенных сотнями отводков с наживленными крючками. Эта недавно возникшая практика впервые в истории позволила людям и отдельным группам кашалотов поменяться ролями: теперь киты, которые раньше всегда оказывались с худшей стороны гарпунной пушки, нашли способ поживиться, отобрав у людей их еду. (Правда, я бы не стал рекомендовать эту стратегию: слишком велика вероятность получить винтовочный залп из корабельной рубки.)

Иногда горбачи кормятся группами, используя координированную стратегию под названием «пузырьковая сеть». Должно быть, какой-то кит, а может несколько, когда-то придумал выдувать воздух из дыхала, плавая по кругу, чтобы этой импровизированной сетью из пузырьков сгонять в одно место косяки рыбы или другой мелкой добычи. Если вам когда-нибудь посчастливится наблюдать китов за такой охотой, вы увидите, как несколько животных – шесть или восемь – вместе заныривают на глубину и принимаются кружить там. Потом на ваших глазах на поверхности появляются большие, размером с кита, кольца из пузырей: плавая кругами, охотники постепенно выдыхают воздух, который поднимается сплошной завесой, пугая рыбу и вынуждая ее сбиваться в плотные косяки в центре этой «сети». Вероятно, вы, как и я в свое время, будете зачарованно следить, как киты одним стремительным движением внезапно выныривают из середины кольца из пузырей с широко раскрытой пастью и как десятки испуганных рыбок бросаются прочь, в последний момент пытаясь спастись от неумолимо захлопывающихся смертоносных челюстей.

Эколог Ари Фридлендер, подробно изучавший это поведение у горбачей, рассказал мне, что на Аляске киты охотятся методом «пузырьковых сетей» группами по 12 и более особей, потому что там основным кормом для них служит быстро идущая сельдь, тогда как у побережья Новой Англии, где горбачи чаще промышляют более медлительную песчанку, китовые «ловчие бригады» обычно меньше. Аляскинские группы более устойчивы и склонны держаться вместе. У новоанглийских китов внутригрупповые связи не так прочны. Но что, пожалуй, еще интереснее, так это то, что у животных появляется своя специализация. В частности, складывается впечатление, что не все киты в одной «бригаде» создают пузырьковые завесы. Тот, кто выдувает пузыри в одной операции, делает то же самое и в следующей. Иными словами, киты имеют целую обойму культурных возможностей и выбирают необходимую на данный момент, чтобы лучше соответствовать обстоятельствам.

Какое-то время назад нашлись ученые, которые решили выяснить, сколько времени нужно косаткам, чтобы научиться имитировать сородичей[45]. Для эксперимента исследователи договорились с тренером, работающим с тремя рожденными в неволе косатками, выступающими в шоу в дельфинарии. (В наши дни разведение китообразных в неволе и представления для публики уже уходят в прошлое, но благодаря им за последние десятилетия люди немало узнали, почему эти существа не должны служить нам забавой.) Тренер просил одну из косаток выполнить какой-нибудь трюк, которому она была специально обучена, скажем похлопать плавником. Затем тренер указывал на нее и с помощью зрительного контакта просил другую косатку, не обученную этому действию, повторить его. Из отчетов исследователей следует, что хватало всего одного-двух подходов, чтобы «все три подопытных особи правильно и полностью скопировали формы поведения, которым их не обучали на тренировках». (Если вам когда-нибудь приходилось учить собаку перекатываться с бока на бок, вы знаете, насколько это непростое дело, требующее множества повторов и вознаграждений.) За время исследования один двухмесячный детеныш без всяких побуждений и вознаграждений мгновенно научился имитировать три трюка, которые выполняла его мать. Способность к социальному обучению позволяет быстро превращать уникальные умения одной особи в обычай и культуру, присущие многим.

Кашалоты, поднимающиеся из глубины океана к воздуху, обычно сопровождают это заявлением о собственной идентичности и групповой принадлежности. Используя коды и клановые диалекты, они демонстрируют себя, сообщая: «Вот он я. Вот те, к кому я принадлежу».

У кашалотов в их неустанных странствиях