Четвёртая высота - Елена Яковлевна Ильина

вдруг что-то с силой хлестнуло её по лицу.

— Ой, что это?! — вскрикнула она. — Кто это?!

Звук своего голоса показался ей каким-то чужим, странно незнакомым. Сердце у неё замерло. Она пошарила вокруг себя руками и нащупала ветку.

«Глупая я! Ветки испугалась!» — подумала она и стала шептать:

— Не боюсь! Не боюсь! Не боюсь!

Постояв минуту, она решила пойти дальше, пока глаза не привыкнут к темноте.

Она пошла по лесной тропинке, широко открытыми глазами вглядываясь в густую тьму.

Ей вспомнилось, как она в детстве боялась тёмной комнаты и как мама, бывало, уговаривала её, маленькую: «Темнота, Гуленька, совсем не страшна…»

Да, тогда темнота и в самом деле была не страшна. Она спускалась над её детской кроваткой, как тёплый полог. А сейчас здесь, в этом чёрном лесу, темнота совсем-совсем другая. Она полна чего-то неизвестного, таинственного… Вокруг будто какие-то чудовища. Нужно зорко всматриваться во всё вокруг. Ощупывать руками стволы и ветки, чтобы понять, что это не чудовища. Нужно чутко прислушиваться к звукам леса, чтобы не испугаться шорохов, скрипа, шелеста…

«Да, недаром говорят: „У страха глаза велики“», — подумала Гуля.

И ей вдруг стало понятно, откуда взялись всякие сказочные страшилища: змеи горынычи, бабы-яги…

«Ну, чудовищ нет. А что, если зверь какой-нибудь на меня нападёт?»

На своём веку она видела уже и волков, и медведей и даже гладила и кормила их с рук, но то было в зоопарке, а не в лесу. И не ночью, а днём. Нет, лучше не думать об этом!

«А тот огонёк всё ещё горит?» — спросила она себя, как, бывало, спрашивала в детстве маму.

Гуля опять оглянулась, но костёр уже не светил ей сквозь ветви деревьев.

«Неужели догорел? — подумала Гуля. — Нет, не может быть! У костра сидит Соня. Потом придёт Лёва. Будут поддерживать огонь всю ночь. Куда же я забрела? И в какой стороне наши?»

Тут только Гуля поняла, что она давно уже идёт не по тропинке. Она не думала, что так скоро окажется в са́мой чаще леса. Она ринулась назад, и вдруг что-то с силой вцепилось в подол её юбки.

«Держидерево!» — вспомнила Гуля Лёвины слова.

Да, конечно, это оно. Распростёрло ветки, как жадные лапы, словно так и норовит зацепить кого-нибудь. Гуля хотела было отцепить подол, но острые шипы уже вонзились ей в руку и в ногу.

Исцарапанная в кровь пленница изо всех сил старалась вырваться на волю…

А тем временем Соня разбудила Лёву.

— Хорошо, хорошо, сейчас, — пробормотал он, думая, что она будит его для того только, чтобы он сменил её.

На него смотрели испуганные глаза Сони.

— Что-нибудь случилось?

— Да, случилось, — проговорила она. — Гуля ушла!

— Ушла? — Лёва сразу же вскочил на ноги. — Куда?

— В лес. Одна… Ох, я так беспокоюсь!

— Как же ты её отпустила?!

— Я не отпускала… Просто не могла её удержать, — ответила Соня, чуть не плача.

Лёва вытащил из кармана электрический фонарик.

— В каком направлении она ушла?

— Туда! — показала Соня рукой вправо.

— Оставайся у костра. Я пойду на поиски, — сказал Лёва.

И скоро он скрылся во мраке.

Соня подбросила в огонь хвороста. Ещё чернее показался ей лес.

Она видела, как медленно ползло в темноте светлое пятнышко. Это был луч Лёвиного карманного фонарика. Должно быть, Лёва держал его высоко над головой.

Временами блуждающий огонёк скрывался за деревьями, потом опять появлялся где-то вдали, шарил по сторонам и плыл дальше.

Скоро вокруг ярко вспыхнувшего костра собрались ребята. Кто-то из них, проснувшись, узнал об исчезновении Гули. Каким-то образом об этом узнал и весь отряд.

— Ребята, это не дело, — сказала Соня. — Давайте так: маленькие укладываются спать, большие остаются.

— Мы все большие! — недовольными голосами закричали маленькие.

В сущности говоря, они были ненамного моложе старших, и всё-таки старшим они казались малышами.

— Ну ладно, — согласилась Соня. — Давайте притащим сюда одеяла и бушлаты, а то вы простудитесь.

Никогда ещё в Артеке костёр не горел так жарко, как в эту ночь на вершине Аю-Дага.

— Очень уж долго ночь тянется, — говорили ребята, грея у огня руки.

Маленькие скоро уснули, свернувшись клубком под одеялами, а старшие всё ещё глядели в лес, не давая сомкнуться усталым векам. Страшно было подумать, что где-то там, в темноте, блуждает одна-одинёшенька в лесу, дрожа от холода и страха, Гуля Королёва, та самая девочка, которая играла вместе со всеми в волейбол, в теннис, ездила верхом с Хамгоковым и так хорошо работала вёслами, когда ребята выходили на лодках в море. И вдруг Барасби захлопал в ладоши и закричал:

— Фонарик! Фонарик! Сюда идёт! Наверное, это они!

— Где? Где? — встрепенулись ребята.

— Вон там!

Из темноты плыл, приближаясь, блуждающий огонёк…

— Сонечка, прости меня! — закричала Гуля, бросившись к вожатой.

— Осторожней: сгоришь! — сердито крикнула Соня, отстраняя Гулю подальше от огня.

— Я знаю, что страшно виновата! — продолжала Гуля, опустившись перед Соней на колени. — Но я всё-таки рада, что не струсила. То есть сначала струсила, а потом со страху расхрабрилась. Знаете, — и она поглядела на ребят, с любопытством смотревших на неё со всех сторон, — как я с держидеревом воевала?

— Ну ладно, ладно, — остановил её Лёва. — Это видно и так. Ребята, сейчас же спать! И ты, Соня, укладывайся.

Соня и ребята поднялись и пошли к белеющим вдали палаткам.

— Сердишься? — спросила Гуля. — Да, Сонечка?

— Сержусь! — сурово сказала Соня. — Очень! Но всё-таки ты смелая… я не такая. Мне и у костра было одной страшновато…

Разбудили Гулю звуки горна. Выбравшись из палатки, она увидела: на самом горизонте, из-за моря, вставал багряно-красный солнечный диск. Над ним и вокруг него по всему небу раскинулись лучи. Такого простора, такого ослепительного моря, такого торжественного, победоносного сияния Гуля не видала ещё ни разу в жизни. Она даже зажмурилась на секунду и всей грудью вдохнула струю чистого воздуха, па́хнувшего и лесом и морем. И ей стало опять так хорошо, что она совсем забыла, сколько тревоги и огорчения пережили из-за неё вожатые и ребята.

Кино в Артеке

Отряд вернулся в лагерь под вечер. А на утренней линейке старший вожатый сурово отчитал Гулю перед всем лагерем. Ей пришлось выслушать немало горьких слов. Её поступок, сказал Лёва, надо считать особенно серьёзным потому, что она нарушила дисциплину во время похода. Она заставила всех тревожиться. Из-за неё ребята не спали почти всю ночь… Не первый раз нарушает она законы и обычаи Артека.

И пока старший вожатый говорил всё это, Гуля хмурила брови и кусала губы,