Последний ученик да Винчи - Наталья Александрова

— Есть более диковинные рецепты. Вот, для желтой глазури:

«Одна унция цинковой окиси, три четверти индийского шафрана, одна четверть буры, и все вместе разотри. Потом возьмешь: три четверти бобовой муки, три унции сухих крупных фиг, одна четверть воробьиных ягод и немного меду; и смешай, и сделай пасту».

— Здорово! — восхитилась Маша. — Особенно про воробьиные ягоды! Знать бы еще, что это такое…

Неожиданно дверь комнаты распахнулась. На пороге появился невысокий, полный человечек с круглой лысой головой. Весь он был какой-то кругленький, обтекаемый и казался совершенно безобидным и добродушным. Особенно усиливали это впечатление маленькие детские ручки и круглые щеки, покрытые жизнерадостным румянцем. Впрочем, это впечатление явно было обманчивым, скорее всего, оно являлось тщательно продуманной маской, которую этот человек носил для того, чтобы вводить в заблуждение своих собеседников. Маша вспомнила, что именно он руководил переноской картины в день странного происшествия. Тогда он вовсе не выглядел добродушным, напротив, он был решительным, собранным и жестким.

— Здравствуй, Дмитрий Алексеевич! — произнес вошедший, остановившись на пороге и широко улыбнувшись.

— Здравствуйте, Евгений Иванович. — Старыгин распрямился, обернулся к двери и уставился на гостя. — А что это вы без стука входите?

— А что — ты чем-то предосудительным занимаешься? — спросил тот с самым невинным видом. — Ах, да! У тебя тут гостья! — он хитро усмехнулся. — Познакомь!

— Это Мария, — неохотно проговорил Старыгин. — А это — Евгений Иванович Легов, он занимается…

— Не надо, не надо всех этих должностей и титулов! — Легов замахал маленькими ручками. — Просто Евгений… Иванович, этого вполне достаточно! Так чем вы тут, друзья мои, занимаетесь?

— Работаем, — мрачно ответил реставратор.

— Ты-то, допустим, работаешь, — зыркнул на него Легов, — а девушка что — для вдохновения?

— Девушка… обучается. — Дмитрий Алексеевич отвернулся и склонился над картиной, показывая всем своим видом, что он очень занят и ему недосуг общаться со всякими чиновниками, пусть даже очень важными.

Маша опустила глаза и сделала несколько незаметных шагов в сторону кофеварки. Раз этот тип какое-то начальство, вовсе незачем ему знать, что Дмитрий Алексеевич незаконно держит в мастерской кофеварку. Она незаметно выдернула вилку из сети и прикрыла кофеварку газетой.

— Это хорошо, что обучается, — кивнул Легов. — Смена — это дело важное. И актуальное. Передача опыта, так сказать. Я вот только хотел тебе, Дмитрий Алексеевич, две бумажки показать, может, ты мне поможешь с ними разобраться.

— Что за бумажки? — спросил Старыгин, скосив глаза на Евгения Ивановича.

— Да вот тут нашли в зале, а разобраться не можем. — Легов полез в карман и вытащил оттуда смятый листок, на котором было что-то напечатано очень мелким шрифтом.

— Дайте сюда, — Старыгин достал свою любимую лупу и поднес ее к листку. — Черт его знает, какие-то цифры… ничего не понимаю, зачем вы мне это показываете?

— А вот зачем! — Легов неожиданно ловким движением выхватил лупу из руки реставратора. — Это ваше?

— Ну да, — Старыгин пожал плечами с несколько беспокойным видом. Он пока ничего не понимал, но холодный блеск в глазах Легова вызвал у него в душе смутную тревогу, особенно же насторожило то, что Евгений Иванович, до сих пор фамильярно-начальственно тыкавший ему, неожиданно перешел на «вы», как будто их уже разгородил широкий стол следователя.

— Ну да, — повторил Дмитрий Алексеевич, — это моя лупа, все знают…

— Да-да, все знают… — дурашливо передразнил его Легов. — А вот это тоже ваше?

Жестом провинциального фокусника он выхватил из кармана какой-то небольшой темный предмет. Маша, которая зачарованно следила за происходящим, разглядела в руках начальника службы безопасности небольшой старинный футляр из тисненой кожи, на котором еще виднелась полустертая позолота. Маша тут же подумала, что зря она беспокоилась о кофеварке, дело тут гораздо серьезнее. Старыгину грозит нечто гораздо большее, чем служебное взыскание.

Легов ловким жестом вложил лупу в кожаный футляр и изобразил на своем круглом лице искреннее удивление.

— Смотри-ка ты, входит!

«Входит и выходит, замечательно выходит!» — мысленно произнесла Маша слова ослика Иа-Иа. Впрочем, ей, как и остальным участникам сцены, явно было не до смеха.

— Разумеется, входит, — сквозь зубы процедил Старыгин. — Что за цирк вы здесь устраиваете! Это мой футляр, я его потерял несколько дней назад…

— А где потеряли, случайно не помните? — спросил Легов, не сводя с реставратора холодного, настороженного взгляда.

— Понятия не имею, — Дмитрий Алексеевич снова выразительно пожал плечами. — Что вы со мной в кошки-мышки играете! Говорите прямо, что вам нужно?

— Подойдем, мы к этому непременно подойдем! — Легов снова фальшиво заулыбался, действительно сделавшись похожим на хитрого толстого кота, играющего с измученной полуживой мышью. — Хотите, Дмитрий Алексеевич, я подскажу, где вы потеряли этот футлярчик? По дружбе, так сказать?

— Ну и где же?

— В Рыцарском зале, за лошадью! — выпалил Легов, пристально наблюдая за реакцией Старыгина на эти слова.

Маша невольно вздрогнула: она почему-то вспомнила рассказ Старыгина о том, как тот в детстве прятался от ночных сторожей за этой самой лошадью. У нее мелькнула дикая мысль, что именно тогда он и потерял там футляр…

— Не понимаю, как он туда попал! — равнодушно ответил Старыгин. — И уж совсем не понимаю вашего оживления по этому поводу!

— А вот я догадываюсь, когда вы потеряли там этот футлярчик, — вкрадчивым елейным голосом проговорил Евгений Иванович. — Когда вы прятались там в ночь ограбления!

— Что за чушь вы несете! — в голосе Старыгина прозвучало нескрываемое раздражение. — В какую ночь? Какого ограбления?

— В ту ночь, когда вы похитили «Мадонну Литта»! — произнес Легов неожиданно звучным, торжественным голосом.

— Вы бредите, Евгений Иванович! — Старыгин скривился, как будто в рот ему попало что-то горькое. — Немедленно извинитесь за это бредовое обвинение! Я — украл «Мадонну»?

— Верните картину, Старыгин! — строго проговорил Легов. — Только это сможет облегчить ваше положение! Я по старой дружбе попытаюсь воздействовать на руководство… мы учтем ваши многочисленные заслуги… в противном случае — пеняйте на себя!

— Да вы только послушайте, что он говорит! — Старыгин повернулся к Маше, как бы призывая ее в свидетели. — Я — украл «Мадонну Литта»! Да с какой стати? Уж я-то лучше кого-нибудь другого знаю, что продать ее невозможно!

— Вы девушку-то в свои дела не впутывайте! — прогремел Легов. — Или уже впутали? Она — ваша соучастница? — Он мимоходом скользнул взглядом по Машиному лицу. — С этим мы разберемся… а насчет того, зачем вам понадобилось красть картину, я очень даже догадываюсь! Знаю я вашего брата, интеллигента! Вам ведь что важнее всего? Самомнение свое потешить! Мол, я могу картину намалевать не хуже всякого да Винчи! Нарисую, и вы все в восхищение придете! И разговоров, разговоров-то вокруг сколько будет! Какая реклама, или как сейчас говорят — какой пиар! А то, что про мое участие никто не будет знать, — так это не важно, главное, что сам будешь от гордости лопаться!