Загадочный Петербург. Призраки великого города - Александр Александрович Бушков

отправляемся в XVIII век – шалое, причудливо противоречивое, карнавальное, жестокое столетие, быть может, самое причудливое в европейской истории. Потому что ни раньше, ни после не существовало бок о бок самое, казалось бы, несовместимое, причем в массовом порядке. В одном уголке Европы совершали великие научные открытия и делали изобретения, определившие историю столетия девятнадцатого. В другом – писали талантливые романы и стихи. В третьем – теснились в толпе, отпихивая друг друга, покупатели эликсира бессмертия и любовного напитка. В четвертом – в тускло освещенных факелами застенках людей пытали с первобытной жестокостью. Причем сплошь и рядом все это, вместе взятое, происходило в одной и той же стране. Век войн, век уходящего в прошлое самовластия монархов, век просвещения и диких суеверий, век галантности и жестокости.

И к людям часто являлись призраки.

Глава 2. Тени Петербурга

Без зеркала

Восемнадцатый век российской истории часто и серьезные историки называют «бабьим царством». С чьей легкой руки это определение накрепко к нему пристало, уже пожалуй что и не определить. Но истории оно отвечает как нельзя лучше. Почти четверть века в его начале пришлась на царствование Петра I. Неполные четыре года в конце – Павел I. Только два с половиной года на престоле пробыл юный император Петр II, вовсе уж недолгое царствование ожидало Петра III – каких-то три месяца. Все остальное время российский трон занимали четыре женщины, правившие самодержавно. Самодержицы всея Руси.

Вот тут я, по своему обыкновению, снова не смогу удержаться от короткого отступления. За понятием «самодержавный властелин» отнюдь не скрывается такая сила, такое всемогущество, как могут порой подумать. Власть самодержца сплошь и рядом ограничена множеством самых разных обстоятельств, которые не все и не всегда учитывают; сильным дворянством либо гвардией (частенько менявшей монарха по своему вкусу, причем он далеко не всегда оставался жив), политической ситуацией, наконец, тем, что можно называть «общим настроением умов».

Тиран же не просто рубит головы, создает обстановку, когда ни одна живая душа не осмеливается ему возразить, – он очень часто покушается на весьма существенные основы жизни, казавшиеся до того незыблемыми и устоявшимися. Иван Грозный – двух мнений быть не может – классический тиран. Однако помимо отрубленных им голов (число которых, кстати, невероятно преувеличено «черными легендами») он еще провел широчайшие реформы. Учредил профессиональную армию, ввел постоянные органы государственного управления, на местах поставил всесильных до того воевод под контроль выборных от всего населения.

Английского короля Генриха VIII тоже можно отнести к классическим тиранам, но никак не к самодурам, устроившим нешуточные потрясения стране из чистой прихоти. Когда папа римский отказался дать ему развод и согласие на следующий брак (Генриху необходим был наследник, а он родился мертвым), король, не мудрствуя, «отменил» в Англии католическую Церковь и ввел новую, англиканскую, собственного изобретения. Во главе которой скромно поставил себя любимого. По новым правилам разрешение королю на новый брак давал теперь глава Церкви – легко догадаться, что бюрократических проволочек тут не было. Причины чисто экономические. Английская церковь располагала нешуточными богатствами – обширные земли и недвижимость, копившиеся со старых времен церковные сосуды из серебра и золота, драгоценные камни, привилегии на рыбную ловлю и сенокосные луга, выпасы, пребывавшие в вассальной зависимости крестьяне.

Так что Генрих преспокойно ограбил около двух тысяч церквей, монастырей и аббатств. Немало взял себе, часть раздарил фаворитам, а остальное не без выгоды распродал всем желающим.

И с увлечением принялся выписывать себе самому разрешения на брак – одно за другим. Если кратко – одна из супруг короля умерла при родах, с двумя он развелся, еще двум велел отрубить головы. Как он поступил бы с шестой – неизвестно. Умер сам, что с тиранами случается точно так же, как с простыми смертными. Попутно он завершил длившийся лет триста процесс «огораживания» – сгона крестьян с бывших общинных земель, которые теперь понадобились для разведения овец (Англия на широкую ногу разворачивала торговлю шерстью). Бездомные потянулись по стране толпами. Их хватали и вешали за бродяжничество. Казнено было примерно 72 000 человек.

А вот рекорд самодурства для целого тысячелетия безусловно поставил египетский султан Хаким Фатимид (966–?). В полном смысле поставил жизнь страны с ног на голову. Подданным повелел спать днем, а бодрствовать – ночью. Это что касалось мужчин. Женщинам вообще предписывалось никогда не выходить со своих дворов на улицу. Трудно поверить, но в таком режиме Египет прожил… четверть века. Еще удивительнее то, что «реформатора» так и не убили. Финал был удивительным: однажды Хаким, собрав подданных, сообщил им, что они (каскад витиеватой арабской матерщины) недостойны столь великого и мудрого правителя, а потому он навсегда их покидает. Сел на осла, выехал из дворца и исчез со страниц Большой Истории. Год и обстоятельства смерти его неизвестны, ни малейших сведений о его дальнейшей судьбе нет. (Лично я цинично предполагаю, что кто-то из тех, кому султан давненько уж стал поперек горла, постарался его выследить и прикончить в тихом уголке – чтобы, чего доброго, не вздумал вернуться.)

Вернемся к «бабьему царству», к четырем императрицам. Они во многом были очень разными. Только две принадлежали к семейству Романовых – Анна Иоанновна, родная племянница Петра I, и Елизавета, соответственно родная дочь Петра. Екатерина I, как позже было достоверно установлено, – дочь Самуила Скавронского, то ли захудалого шляхтича, то ли вообще крестьянина, литвина (упрощенно объясняя, окатоличенного белоруса). Екатерина II, наоборот, происходила из одного из древнейших в Европе владетельных родов – вот только княжество ее папеньки, по самым оптимистическим подсчетам, занимало километров двенадцать в длину и пяток в ширину. У иных мелких российских помещиков именьица бывали и побольше…

К вопросам государственного управления они, все четверо, подходили по-разному. Екатерина, оказавшись на осиротелом престоле, ими не занималась вообще, уделяя внимание главным образом венгерскому вину. Когда же она впадала в самостоятельное законотворчество (и такое случалось), дело касалось исключительно вопросов высокой моды. Говоря современным языком, именными указами объявляла, что только она одна может носить те или иные эксклюзивные наряды и украшения. Только ей позволялось украшать бриллиантами обе стороны головы – все прочие обязаны были прикалывать бриллиантовые заколки только слева. Только она одна могла носить горностаевые меха.

Анна Иоанновна и Елизавета Петровна тоже не особенно много внимания уделяли государственным делам: одна больше всего на свете увлекалась охотой, другая – всевозможными балами и увеселениями. Однако обе они оказались по-настоящему умны, чтобы поддерживать талантливых управленцев, сменивших «птенцов гнезда Петрова», что