Жди меня… - Андрей Воронин

Княжна Мария немного постояла на пороге, вдыхая знакомый с детства запах, потом прошла в комнату и осторожно опустилась в глубокое кожаное кресло с высокой спинкой, в котором, бывало, любил сиживать старый князь, покуривая трубку, шелестя развернутой газетой и отпуская ядовитые комментарии по поводу прочитанного. На низком столике красного дерева с инкрустированной слоновой костью крышкой стояла глубокая каменная чаша, наполненная трубками, среди которых, по словам старого князя, попадались по-настоящему ценные коллекционные экземпляры, коим было по двести и более лет.

Протянув руку, княжна на ощупь взяла одну трубку, поднесла к лицу, понюхала и даже попыталась затянуться. Трубка издавала резкий горький запах. То ли от этого запаха, то ли от вызванной усталостью слабости, то ли от одиночества и тоски по деду на глаза Марии Андреевны навернулись слезы, и она немного поплакала, держа в руке пустую холодную трубку, вырезанную сто лет назад из верескового корня и не раз служившую Александру Николаевичу Вязмитинову единственной собеседницей во время долгих ночных раздумий.

В дверь негромко постучали. Княжна вздрогнула, положила на место трубку, торопливо вытерла слезы и крикнула: "Войдите!" Дверь отворилась, и на пороге появился солдат, приставленный к ней в качестве кучера.

- Прощения просим, ваше сиятельство, - сказал он, комкая в руке шапку. - Дозвольте обратиться!

- Говори, голубчик, - сказала княжна. - Прости, имени твоего не знаю.

- Литовского пехотного полка рядовой Матвей Петров Ложкарев, - четко, по-военному представился солдат. - Не извольте гневаться, ваше сиятельство, дозвольте обратиться с прошением к вашей милости.

- С прошением? - Княжна была искренне удивлена, так как не видела, о чем кто бы то ни было мог просить ее в ее нынешнем положении. - Изволь, голубчик. Сделаю, что смогу. Беда лишь в том, что могу я не много.

- А нам, ваше сиятельство, много и не надобно, - ответил солдат. Прошение наше простое: отпустите вы меня, Христа ради! Увольте, ваше сиятельство, никак не могу я при вас далее состоять!

- Позволь, - растерялась княжна, - позволь, Матвей Петрович! Разве я тебя чем-то обидела?

- Никак нет, ваше сиятельство! Премного вами довольны, а только отпустите вы меня. Вот, ей-богу, отпустите! Век за вас молиться буду.

- Погоди, Матвей Петрович. Ну, предположим, отпущу я тебя... Куда же ты пойдешь - в лес?

- Зачем же в лес? - степенно и без тени обиды сказал солдат. - Наша дорога известная - назад, в третью роту, под ружье. Мыслимое ли это дело в кучерах состоять, когда братки с французом насмерть бьются! Верите ли, ваше сиятельство, извелся я весь. Ведь сколько мы этого генерального сражения-то дожидались, а тут - эвон, какая оказия: в тыл вас везти. Вы барыня хорошая, обходительная, а только увольте, Христом богом прошу! Вона, во дворе вас два бугая дожидаются. Морды у обоих такие, что хоть самих в оглобли запрягай. Вот они пущай вас куда надобно и доставят. А мы потихоньку, полегоньку, с каким-нибудь обозом... Глядишь, и я успею какого-никакого мусью штыком промеж ребер пощекотать. Уж больно у меня на них, нехристей, руки чешутся. Отпустите, ваше сиятельство! Не извольте гневаться, отпустите!

- А рука-то как же? - окончательно потерявшись, спросила княжна. Болит рука-то?

- Рука - не это самое... виноват, ваше сиятельство, сорвалось. Чего ей сделается, руке-то? На месте рука. Уж коли с вожжами управляюсь, так с ружьем и подавно управлюсь, потому как это дело нам привычное. Душа-то сильнее болит.

- Болит? - переспросила княжна.

- Спасу нет, ваше сиятельство. Прошлую-то ночь, не поверите, глаз не сомкнул, извертелся весь, как уж на сковородке: как там, думаю, наши-то? Побили француза али нет?

- Думаю, побили, - сказала княжна. - Должны были побить.

- Вот и я так же разумею. Так отпустите?

- Что ж делать-то с тобой, ступай, конечно, - вздохнув, сказала Мария Андреевна. Отпускать солдата, ей не хотелось, но спорить с ним было трудно, а вернее, просто невозможно. - Ступай, - повторила она. - Господь с тобой, Матвей Петрович.

- Премного благодарен, - сказал солдат, не скрывая радости. - А только, не во гнев вам будь сказано, написали бы вы мне бумажку...

- Какую такую бумажку? - удивилась княжна.

- Ну, навроде пропуска, что ли... А то как бы мне батогов не получить за то, что вас самовольно бросил. После-то, конечно, разберутся, да батоги-то уж при мне будут!

- Однако, - не в силах сдержать улыбку, сказала княжна, вынимая из ящика бюро бумагу и чернильницу. - Французов ты, выходит, не боишься, а батогов испугался?

Солдат ничего на это не ответил, но княжне показалось, что он заметно поугрюмел, и она поняла, что ее шутка была не совсем уместной. Смущенно отведя глаза от коричневого усатого лица, она обмакнула перо в чернильницу и, подумав минуту, стала быстро писать.

"Рядовой Литовского пехотного полка Матвей Ложкарев, - писала она, будучи посланным со мной, княжной Вязмитиновой, в качестве сопровождающего, обязанности свои выполнил целиком и превыше всяческих похвал. При сем им было высказано весьма похвальное рвение вернуться в строй, дабы принять участие в боевых действиях противу неприятеля, каковое рвение я нахожу достойным великого уважения. Не нуждаясь более в услугах вышеозначенного рядового Матвея Ложкарева и поступая сообразно высказанной им просьбе, я отпускаю его от себя и прошу не чинить ему препятствий при возвращении в полк и не взыскивать с него за оставление моей особы, каковое произошло с моего добровольного согласия".

Она поставила разборчивую подпись и протянула бумагу солдату.

- Хочешь прочесть? Может быть, я что-нибудь забыла или не правильно написала...

- Виноват, ваше сиятельство, грамоте не обучен.

Княжна прочла записку вслух.

- Так хорошо? - спросила она, искренне обеспокоенная тем, чтобы сделать все как надо.

- Лучше некуда, - улыбаясь во весь рот, ответил солдат и, приняв записку, бережно запрятал ее за пазуху. - Премного вам благодарен. Благослови вас господь, барышня. Прощайте.

- Погоди, Матвей Петрович, - остановила его княжна. - Надо бы тебя наградить, да денег у меня ни копейки... Может, саблю возьмешь или пистолет?

- Нам такое оружие не положено, - возразил солдат. - Да и ударить таким боязно: а ну как сломаешь? Нам со своим сподручнее. Благодарствуйте, барышня, нам и так, без награды, хорошо.

- Может быть, трубку? Или табаку? - нашлась княжна. - Здесь должен быть хороший табак, тебе понравится. Не хочешь награды - возьми просто так, на память.

- Табачок - это дело другое, - согласился солдат. - Да и трубочка хорошая солдату не помеха. Тем более, если на память, от души... Благодарствуйте, ваше сиятельство.

Перед тем, как выйти за дверь, Матвей Ложкарев задержался на пороге.