Что такое Багинот - Светлана Багдерина

– Орешков герою! – подскочила румяная посудомойка.

– Воблы герою! – замахал пятерней над головой министр финансов: гулять, так гулять.

– И всем того же! – снова перехватил инициативу мастер Карл, и не преминул добавить: – Но каждому за свой счет!..

Всё еще слегка контуженого конунга развернули и, подхватив под руки – не столько для устойчивости, сколько чтобы потом похвастать перед теми, кому героя не досталось – повели усаживать к ближайшему столу.

Прямо напротив Олафа, на самое почетное место, водрузился министр финансов, слегка косоглазый от принятого за вечер на кружевную грудь пива. По правую руку – важный и гордый, хоть и прихрамывающий на обе ноги, мастер Карл. Слева от него, оттерев в короткой, но равной борьбе раскрасневшуюся посудомойку, дыша духами и – не к ночи будет сказано – туманами – приземлилась фиолетовая дама. Несколько мгновений – и их стол оброс со всех сторон не уместившимися на скамьях обожателями северного ратоборца и стал похож на породистую виноградную гроздь. По залу, довольные и усердные, забегали официанты, обнося и обсчитывая посетителей, завороженно взиравших на отряжского витязя. Музыканты же, народ увлекающийся и творческий, позабросив и позабыв свои инструменты и обязанности, забрались на стойку, вытянули шеи, и влюбленными очами уставились на отряга. Даже непосвященному стало понятно: быть к утру новой балладе.

Терпеливо дождавшись, пока объект всеобщего почитания отопьет один глоток и разжует один орешек, приумолкший было фан-клуб конунга во главе с роковой брюнеткой наперебой взорвался вопросами и пожеланиями:

– Куда направляется ваша компания?

– Это правда, что чудовище похоже не на зверя, а на тучу?

– И может высосать у тебя всю кровь за километр?

– А ты и знать ничего не будешь, пока замертво не повалишься?

– Расскажи, как вы нашли его!

– Нет, лучше как с ним дрались!

– А куда ваша компания держит путь?

– А это верно, что первый раз оно вас поджидало прямо за фермой мастера Гюнтера?

– И что вы с ним два раза сражались?

– И ты так и не сказал, куда же ваша…

– Два?.. Два раза?.. С чего вы взяли? – удивленно нахмурившись, умудрился вставить в град вопросов первую фразу Олаф.

Поток коллективного сознания охотно ринулся в новообразованное русло.

– Нам Гуго рассказал!

– Всё как было!

– Как оно на вас за фермой набросилось!

– Башка – во!..

– Глазищи – во!..

– Клыки – во!..

– Так куда вы всё-таки…

– Ревет как сто медведей!

– И огнем дышит!!!

– И как он от него едва ноги унес!

– А на вас оно накинулось!

– И половину сожрало!.. э-э-э…

– Он клялся, что своими глазами это видел…

Конунг подавился сухарем.

– Во брехло!!! – грохнул он могучим кулаком по столу, и непривычные к такому обращению высокие тонкие кружки подскочили и дружно попадали в обморок. – А как он от собственной лошади деру дал и нас Хель знает где бросил, он не похвастался?

Часа через четыре, когда малодушный дезертир в пятнадцатый раз был уличен, изобличен и заклеймен всем багинотским сообществом, когда даже самые преданные почитатели громадного отряга слегка утомились в двадцатый раз выслушивать подробности дневных событий, в насыщенной воблочно-пивным ароматом атмосфере трактира неуловимо повеяло переменами.

– Олаф?.. Олаф?.. Олаф?.. Эй, Олаф, я говорю!..

– А?.. Что?.. – неохотно вынырнул из глубин веселой мужской беседы рыжий воин.

– Тебе не кажется, Олаф… что здесь стало… так душно… чтобы не сказать… духовито? – уже спокойнее, мелодично и многозначительно проворковал бархатный голосок слева.

– Нет, – пожал покатыми плечами конунг. – Наоборот. Людьми запахло.

– Вот именно. Людьми, – фиолетовая дама брезгливо скривилась, прикрывшись кружевным платочком, пропитанным приторным удушливым парфюмом как песок на дне реки – водой. – И этим разведенным пойлом. И вчерашним рагу. И рыбой. И луковым супом с чесноком. И дымом. И еще боги знают чем.

– Ага, тебе тоже это нравится! – обрадованно заулыбался отряг. – Душевный запах! У-ух-х-х-х!.. До печенок продирает!.. Аж глаза выскакивают! Вот только несет тут чем-то… противным… откуда-то… с твоей стороны даже вроде… Но ты не обращай внимания. Наверное, в подвале крыс морили.

И сделал попытку снова вернуться к потерянной нити разговора.

– Олаф?.. Олаф?.. Олаф?.. Да Олаф же, я говорю!..

– А?.. Что?..

Тонкая белая ручка по-хозяйски легла на его огромную лапу и проворно и легко скользнула в мозолистую ладонь размером с ковш. Нервные пальцы шевельнулись, заманчиво щекоча.

– Ты… не желаешь… э-э-э-э… выйти… со мной… подышать воздухом…

Отряг недоуменно сдвинул рыжие брови и заморгал.

– А сейчас я чем дышу, по-твоему?

Чернявая дама выдернула руку, закатила под лоб глаза, и раздраженный стон вырвался сквозь стиснутые мелкие белые зубки.

– Олаф… Ну причем тут воздух… ну как ты не понимаешь. Я… хочу с тобой поговорить…

– Так говори.

– …наедине. По делу. Кое о чем… важном.

Конунг задумался.

В его понимании, если знатная незнакомка поздно вечером в шумном трактире сообщает, что хочет с тобой поговорить наедине о чем-то важном, это могло означать только одно.

– Куда пойдем? – без дальнейших пересудов он взял гиперпотама за рога.

Фиолетовая дама, будто с самого начала ожидала только такой исход беседы, заговорщицки оглянулась по сторонам, привстала и приложила алые губы к самому уху героя вечера и дня.

– Встречаемся в конюшне. Там никто не сможет нам помешать… мой дикий северный зверь…

И не дожидаясь ответа, коброй выскользнула из-за стола и была такова, только через гам и звон посуды чудом долетел до него зазывный шепот:

– Торопись…

Ворота конской обители были чуть приоткрыты. Где-то в глубине горел тусклый желтый фонарь. Конюхи, их подручные и прочие труженики скребка и лопаты отсутствовали – или по счастливому стечению обстоятельств, или роковая брюнетка и впрямь хорошо подготовилась к запланированной деловой встрече.

Все еще слегка озадаченно покачивая патлатой рыжей головой и хмыкая в ответ своим мыслям, юный отряг вчетверо увеличил ширину прохода – тяжелые ржавые петли тоже весьма удачно даже не скрипнули – и боком протиснулся в образовавшийся проем.

– Эй, ты где? – в полголоса позвал он и вопросительно зашарил глазами по длинному ряду добротных стойл, уходящих во тьму.