Зима во время войны - Ян Терлау

– Вы очень рисковали, – задумчиво произнесла мефрау ван Бёзеком. – Неужели вам так надо было бежать, что вы не побоялись поставить на карту жизнь?

Михиль внимательнее присмотрелся к менейру де Гроту и его сыну. Оба небольшого роста, у сына волосы черные, у отца седые. Менейр де Грот-старший говорил по-голландски с каким-то едва уловимым акцентом.

Мефрау ван Бёзеком убрала коробочку с бинтами в шкаф.

– Теперь вам будет не так больно ходить, менейр Полак… то есть менейр де Грот, – поправилась она.

Оба гостя густо покраснели. Михиля тоже бросило в жар. Полак – это типичная еврейская фамилия. Выходит, мама поняла, что они евреи, и намекнула на это своей якобы оговоркой. Конечно, она права. У них была характерная еврейская внешность. Потому-то они и решились бежать из лагеря, что другого выхода просто не оставалось. Что бы их ждало, узнай немцы, кто они такие?

Седой гость беспомощно взглянул на мефрау ван Бёзеком.

– Вы… вы правильно догадались, – запинаясь, проговорил он.

– Догадаться не так уж трудно. По виду вы не очень-то похожи на человека по фамилии де Грот.

– Наша настоящая фамилия Клееркопер. Мы сейчас же уйдем. Пока мы тут, вы подвергаетесь смертельной опасности. Пойдем, Давид.

Оба гостя встали и направились к двери.

– И куда же вы направитесь, менейр Клееркопер? – совершенно спокойным голосом задала вопрос мефрау ван Бёзеком.

– В Оверэйссел. Там у нас есть знакомые по фамилии де Грот. Они нас примут, у них мы сможем укрыться от немцев.

– А как вы думаете перебраться через реку Эйссел? Ведь фрицы охраняют все мосты.

– Не знаю, – вздохнул менейр Клееркопер, и вид у него снова стал беспомощным, но уже не таким, как раньше. – Мы с Давидом что-нибудь сообразим.

– Давайте-ка посидим и поговорим. Четыре головы лучше, чем две. Но прежде расскажите, как вышло, что вас забрали на улице во время облавы в Роттердаме. Неужели сейчас, в пятый год войны в Нидерландах, по городу всё еще просто так ходят евреи? Я думала, все голландские евреи уже либо сидят в концлагерях, либо надежно спрятаны в подвалах и на чердаках.

– Ох, это произошло из-за рокового стечения обстоятельств, – печально сказал менейр Клееркопер. – Если вам интересно, я охотно расскажу.

– Конечно же, очень интересно, – ответила мефрау ван Бёзеком. – Сейчас еще только половина четвертого. Расскажите, пожалуйста!

Менейр Клееркопер снова уселся на стул и поведал их грустную историю.

История семьи Клееркопер

Родился Ицхак Клееркопер в 1890 году в Германии. Только фамилия его тогда была Розенталь. Он был немцем, он чувствовал себя немцем. И хотя знал, что еврей, совершенно не воспринимал себя кем-то отличным от окружавших его людей. Они были католики и протестанты самого разного толка, ну а он – иудей, вот и всё. Всю Первую мировую, с 1914 по 1918 год, герр Розенталь прослужил в немецкой армии. Однажды во время боя он попал в тяжелейший переплет, но сражался мужественно и даже спас жизнь молодому офицеру, за что удостоился Железного креста, высшей награды за военные заслуги, которую давали в Германии. После войны Ицхак познакомился с голландской девушкой Лоттой Клееркопер, тоже из еврейской семьи. Они поженились, и, хотя пара жила в Германии, Лотта научила мужа говорить по-голландски. У них родилось двое детей – Давид и Розмари.

В тридцатые годы, с приходом к власти Гитлера, в Германии начали систематически преследовать и травить евреев. В газетах стали писать, что евреи виноваты во всех выпавших на долю немцев несчастьях, да и вообще принадлежат к низшей расе. Ицхаку казалось, что он спит и видит дурной сон, но, как он ни старался, проснуться всё не получалось. И вот в 1938 году нацисты устроили Хрустальную ночь, когда практически по всей Германии, во всяком случае во всех больших городах, прошли погромы: в магазинах и домах, принадлежавших евреям, разбивали окна, уничтожали имущество, у автомобилей прокалывали шины.

Не миновала беда и мебельный магазин Розенталей. Огромные витрины из зеркального стекла были разбиты вдребезги, обивка на диванах и креслах изрезана, гладкие полированные столы исцарапаны. Именно после Хрустальной ночи Ицхак принял решение навсегда уехать из Германии. Не потому, что семье был причинен материальный ущерб. Не потому, что такое вообще случилось. А потому, что немцы – соседи и друзья Розенталей – не подняли голос против происходящего, не возмутились тем, что творится в стране. «В Германии для нас нет будущего», – сказал себе Ицхак и переехал с семьей в Нидерланды.

Он настолько разочаровался в немцах, что отказался от своей немецкой фамилии и взял голландскую фамилию жены.

Увы, 10 мая 1940 года немцы вторглись в Нидерланды и, за пять дней завоевав страну, принялись преследовать всех голландцев еврейского происхождения. Сначала им запретили ходить в кино и ездить на поездах и автобусах, велели носить на одежде желтую звезду с надписью «еврей». Вскоре гестаповцы стали их хватать и отправлять в концлагеря, а потом и вовсе убивать. Без всякой жалости, как скот на скотобойне. Тысячами. Миллионами. Об этом можно было говорить только шепотом. За что всех этих людей лишали жизни? Только за их еврейское происхождение. Другой причины не существовало. Немыслимо, такое просто не укладывалось в голове.

Разумеется, многие евреи постарались спрятаться от немцев. Они стали скрываться. Осознав опасность, нависшую над его семьей, Ицхак договорился с другом семьи менейром Вурманом, что тот пустит их четверых к себе на чердак. Но было уже поздно. Как-то раз, когда менейр Клееркопер с Давидом пошли к Вурманам договориться о дне переезда, в квартиру Клееркоперов ворвались немцы и увели Лотту и Розмари. Ицхак не питал напрасных иллюзий. Надежды когда-нибудь встретиться с женой и дочерью не осталось. Отец и сын перебрались на чердак к Вурманам вдвоем, но в тот день Ицхак Клееркопер полностью поседел, а лицо его стало серым, как бараки в концлагере Дахау.

А около недели назад к Вурманам нагрянули с обыском. Делалось это, как правило, так: немцы подъезжали к дому среди ночи, громко стучали в дверь и тщательно осматривали комнату за комнатой. Ицхак Клееркопер услышал топот солдатских сапог на первом этаже, грубые команды, произнесенные по-немецки, дрожащий голос хозяина, лепетавшего, что ему нечего скрывать. Сомнений быть не могло: их с сыном наверняка найдут. И тогда Ицхак пустился на хитрость. Надев домашний халат, он сунул ноги в тапочки и стал спускаться по лестнице. Не доходя до нижней ступеньки, заорал во весь голос. На своем идеальном немецком. А поскольку за плечами была Первая мировая, армейский язык Ицхак знал прекрасно.

– Что за шум среди ночи! – гаркнул он. – Неужели вам не известно, что в этом доме расквартирован полковник фон Бранденбург! И неужели в ваших тупых головах не хватает мозгов, чтобы понять, что полковник фон Бранденбург сейчас стоит перед вами собственной персоной!

Ругаясь таким образом, он вошел в гостиную, где находились менейр Вурман и немецкий обер-фельдфебель, командовавший солдатами. Последний хотел что-то сказать, но человек в халате не дал ему и рта раскрыть.