Скрытой камерой - Сьюзен Андерсон

Нетерпеливо постукивая кольцом о хрустальный стакан с виски, он напряженно слушал подробный рассказ о жизни Эммы в Порт-Флэннери.

Когда Хэккет закончил, наступила полная тишина, нарушаемая лишь ритмичным постукиванием кольца о хрусталь. На другом конце провода откашлялись.

– Я думаю, – предупреждающе произнес Грант.

– Да, сэр.

Еще некоторое время Грант молчал. Потом ногами пододвинул к себе скамеечку и сделал глоток из стакана.

– Ну хорошо. Вот что я думаю. – Он неторопливо заговорил. – Что ты на это скажешь? Это возможно?

– В зависимости от двух обстоятельств. Сначала я должен кое-что выяснить.

– Хорошо. Выясни и сразу доложи мне.

Грейси умирала от нетерпения. Крепко сжав одной рукой флажок, а другой – руку матери, она приплясывала на месте на краю тротуара, поминутно переводя взгляд в конец улицы.

– Ну когда же? Когда это начнется, ма?

– Сейчас, сейчас, моя сладкая.

Где-то неподалеку послышались звуки настраиваемых инструментов школьного оркестра. Грейси еще отчаяннее завертелась на месте. Окружающие с сочувственными улыбками смотрели на Эмму.

Тротуар, ведущий вдоль набережной и вверх по холму к площади, быстро наполнялся народом. До этого момента Эмма и не предполагала, что население острова так велико. Намного больше, чем она думала. И казалось, все люди, живущие в Порт-Флэннери, сегодня собрались здесь, перед универмагом Мэкки.

Вначале Эмма пыталась уговорить Грейси посмотреть ежегодный парад Четвертого июля из окна гостиницы. Их окна выходили прямо на площадь, где должна состояться кульминация праздника. Но Грейси уже видела, как собирается народ, знала, что она прекрасно выглядит в синем платьице-матроске и белых кружевных колготках, и поэтому яростно настаивала на том, чтобы присоединиться к толпе. Однако когда людской поток буквально вынес их на дорогу, Эмма очень пожалела о том, что уступила требованиям трехлетнего ребенка.

Кто-то столкнул Грейси с тротуара на мостовую.

– Ох, простите! – воскликнула незнакомая молодая женщина и помогла Эмме вернуть ребенка обратно. – Кто-то налетел на меня, так что я потеряла равновесие. А ты, наверное, Грейси, да? – Она наклонилась, отряхнула платьице девочки. Подняла глаза на Эмму. – Я Мэри Келли, дочь Руби, миссис Сэндс.

– О.., очень рада познакомиться, дорогая моя!

Эмма почувствовала невероятное облегчение. «Возьми себя в руки», – приказала она себе. Что за идиотизм! Это же просто парад в маленьком городке. Кажется, у нее начинается самая настоящая паранойя.

– Я Глейси, – услышала она голос дочери. – Мне тли года.

– Да-да я уже об этом слышала, – усмехнулась Мэри. Она оправила пелеринку матроски и туго накрахмаленную нижнюю юбочку Грейси. – Какое у тебя красивое платье.

– Да, касивое.

– Она так любит наряжаться, – призналась Эмма. – Я в ее годы одевалась как мальчишка. Иногда меня поражает, как это у меня могло родиться такое женственное создание.

Мэри восхищенно смотрела на высокую светловолосую женщину. На ее взгляд, Эмма Сэндс – воплощение самой женственности. Все в ней идеально, от изысканной стрижки – светлые вьющиеся волосы спускаются до уровня подбородка – до снежно-белой майки с кружевной отделкой у V-образного выреза, клетчатых шорт светло-оливкового цвета и белых кед. Эта внешность в сочетании с легким акцентом придает ей экзотический вид. Казалось, она залетела в Порт-Флзннери из каких-то далеких, неведомых краев.

– Лето у вас когда-нибудь бывает? – спросила Эмма. – В Новом Орлеане сейчас все уже задыхаются от жары, а здесь все еще прохладно.

– Точно! – фыркнула Мэри. – Это же северо-запад Тихого океана, что же вы хотите.

– На самом деле мне это даже нравится, если честно. Так приятно вдыхать настоящий прохладный воздух. Можно спать по ночам с открытыми окнами. На юге летом воздух такой знойный и влажный, что с начала июня и до конца сентября дышать можно только с кондиционером. Настоящего воздуха не вдохнешь.

– Зато там можно почувствовать настоящее лето. Хотя и у нас оно теперь очень скоро наступит.

Оркестр грянул марш. Оркестранты военным шагом двинулись по улице. Грейси завизжала от восторга и вытянула шею, желая получше разглядеть, что происходит. Испугавшись, что дочь рванется на мостовую, Эмма подняла ее на руки и посадила себе на плечи, крепко держа девочку за лодыжки. От восторга Грейси вцепилась матери в волосы. Эмме показалось, что маленький флажок, купленный у ветерана вьетнамской войны, впивается прямо ей в скачьп. Она подняла руки, чуть сдвинула флажок, зажатый в руке Грейси, поймала на себе взгляд Мэри и улыбнулась.

– Это у нее первый парад в жизни. Сразу видно, правда?

За оркестром следовали отряды барабанщиков и трубачей. Грейси так старательно хлопала в ладоши им в такт, что даже выронила свой флажок. Мэри подняла его.

За трубачами и барабанщиками проследовал кортеж Принцессы Дня независимости с ее двором. На дверцах новеньких автомобилей с откидным верхом красовались яркие бирки с названием дилерской фирмы по продаже «бьюиков». Молодые женщины на задних сиденьях медленно поворачивались в разные стороны, одаряя всех окружающих улыбками королев красоты. Грейси смотрела как завороженная. Особенно поразила ее сама Принцесса, брюнетка с ямочками на щеках, с затейливой диадемой из фальшивых бриллиантов, в длинном белом атласном вечернем платье. Она ехала на верхнем сиденье ярко-красного автомобиля.

Потом появились клоуны. Эмма ожидала, что от них Грейси получит больше всего удовольствия. Так оно и было, пока один кз них не приблизился к ней. Он хотел всего лишь угостить девочку конфеткой, однако, по-видимому, подошел слишком близко. Эмма не поняла, в чем дело – в его чересчур ярком гриме или взъерошенном парике, – но только Грейси перепугалась до смерти, пронзительно закричала, отшатнулась от раскрашенного лица и еще крепче вцепилась в волосы матери. Эмма сняла ее с плеч, прижала к своей груди, попыталась успокоить. Однако Грейси никак не могла успокоиться. Спрятала лицо на груди у матери, крепко обхватила ее неожиданно сильными маленькими ручонками и безутешно зарыдала.

Эмма взглянула на Мэри и пожала плечами.

– Пойду к Мэкки, куплю ей мороженого. Хотите, пойдем с нами, Мэри. Я и вам куплю рожок. – Эмма огляделась вокруг, привлеченная какофонией звуков. – Хотя что это я! Вы же пришли посмотреть парад. Он, наверное, только на середине.

Мэри презрительно фыркнула.

* * *

– Ну и что из того? Я видела все парады в Порт-флэннери. Каждый год, с самого рождения. А мороженого я поем с удовольствием.

На самом деле Мэри привлекало не столько обещанное мороженое, сколько возможность побыть еще немного в обществе этой обворожительной экзотической женщины и ее ребенка. Она начала прокладывать для них дорогу в толпе, направляясь к универмагу.