Сказки тысячи ночей - Эмили Кейт Джонстон

– Вы, должно быть, скучаете по шатрам своего отца, госпожа? – спросил он.

– Скучаю, – призналась я. Я не думала, что мне придется пробыть здесь достаточно долго, чтобы заскучать по дому. Я ожидала, что вскоре умру и вернусь туда, где покоятся кости отца отца нашего отца.

– Я тоже скучаю по дому, – сказал он. – Особенно в такие ночи.

– Но ведь Скептик сказал, что таких ночей не бывало прежде ни на моей, ни на вашей жизни, – осторожно напомнила я.

– Нет, – сказал он. – Я имел в виду ночи, когда придворные собираются вместе. Когда…

Голос его стих, но я услышала конец этой фразы так ясно, будто он сказал ее прямо мне на ухо. Ему не нравились ночи, когда Ло-Мелхиин подходил к нему и клал руки ему на плечо.

– Теперь вам придется сделать еще одну статую? – спросила я.

– Полагаю, что так, – ответил он. – Я пока не знаю, что именно это будет, но знаю, что буду снова высекать из камня.

Я положила свои руки на его, все еще стискивавшие каменные зубцы. На мгновение зажглось медное пламя, но он его не увидел.

– Я попрошу служанок приносить вам воды, – пообещала я.

Он убрал свои руки из-под моих, беспокойно оглядываясь, чтобы посмотреть, не видел ли кто, но никто на нас не смотрел.

– Я не смогу остановиться и выпить ее, госпожа, – сказал он.

– Тогда я велю кому-нибудь из слуг заставить вас пить, – возразила я. – При условии, что он не сделает вам больно.

Фирх Камнедар рассмеялся. Смех его был невеселым. Я знала, что ему все равно будет больно, станет ли он пить или нет.

– Мне жаль, – сказала я. – Но это единственное, чем я могу помочь.

– Я понимаю, госпожа, – сказал он. Он торжественно поклонился, а я вернулась к матери Ло-Мелхиина и оставалась подле нее до тех пор, пока нам всем не позволили идти.

Наутро с Фирхом Камнедаром снова случился припадок, и он никому не позволял прервать свою работу. Весь день напролет он стоял под палящим солнцем, вонзая свой инструмент в глыбу камня. Но все же каждый раз, как в сад выходила служанка с кувшином воды, он подходил к ней и пил. Постепенно под его руками камень обретал черты статуи. Стражники и слуги уверяли, что это будет лев, но мастерица по хне сказала, что форма головы другая. Она была права: к заходу солнца в саду гордо возвышалась львица.

Когда Ло-Мелхиин пришел ко мне в ту ночь, прежде чем отправиться снова наблюдать за звездопадом, он долго смотрел на меня перед тем, как взять меня за руки. На сей раз – не так, как лев смотрит на газель, но, скорее, как баран окидывает взглядом своих овец.

– Я приказал убрать статую, – сказал он мне, когда огонь, сочившийся из наших пальцев, потух. Он все еще не отпустил мои руки. – Я не стану уничтожать то, что потребовало столько труда, но эта статуя не такая, как остальные.

– Разве? – спросила я, и мой интерес не был притворным.

– Да, – ответил он. – Что-то не так с ее глазами.

А потом он ушел, оставив меня смотреть сны о пустыне.

Семь ночей звездопада прошли, а я все еще была жива. Я провела во дворце Ло-Мелхиина почти три недели. Теперь мало кто из слуг отводил взгляд, если я окликала их, но они всегда избегали смотреть мне в глаза подолгу. Поскольку это подобало положению королевы, я запретила себе тревожиться об этом. Каждый день я скучала по сестре – потому что она была моей сестрой, а еще потому, что, хоть я и могла беседовать с женщинами в мастерской или с садовниками, никто из них не был мне другом. Фирха Камнедара я не видела с той самой ночи, когда начался звездопад. Служанка, приносившая мне чай, рассказала, что его послали в патруль. Не сумела я найти и львицу, которую он высек из камня. Где бы ни спрятал ее Ло-Мелхиин, спрятана она была надежно.

Утром восемнадцатого дня я отправилась на поиски Соката Ясноокого. Во время звездопада я не искала встречи с ним. Каждую ночь он проводил на стене, глядя в небо вместе с другими Скептиками и Жрецами и дискутируя с ними. Ло-Мелхиин зачем-то сказал мне об этом, но не приглашал меня присоединиться к ним. Мне не нравилось видеться с Ло-Мелхиином и в своей спальне, где я могла видеть его лицо при свете ламп. А видеться с ним в темноте мне нравилось еще меньше.

Вместо этого дни, пока шел звездопад, я посвятила исследованию всех садов касра, куда мне удавалось попасть. Когда мы шли по стене с матерью Ло-Мелхиина, я успела разглядеть, что та часть касра, где я жила, была на самом деле очень мала и изолирована от остальных. Я не знала точно, сколько еще мне осталось жить во дворце, но решила изучить его. К тому же, мне было скучно.

Никто не пытался помешать моим прогулкам, поэтому в то утро, когда я отправилась на поиски Соката Ясноокого, я не ожидала, что меня остановят. На пути мне попадались те же служанки и слуги, что и всегда. Они кланялись, когда я проходила мимо, и отходили в сторону, пропуская меня, если мы встречались в узких коридорах. Я старалась избегать этого: мне было неловко видеть, как они уступают мне дорогу, особенно если они несли что-то тяжелое, – но я понимала, что они не перестанут, если я попрошу. Да, теперь они не избегали смотреть на меня, решив, что я могу и выжить. Но по той же причине они стали обращаться со мной, как с королевой. Если небольшая неловкость была ценой моей жизни, я готова была с этим смириться. Гораздо сложнее было смириться с одиночеством, но я старалась как могла.

Я пересекла сад, где стояла статуя матери Ло-Мелхиина, и зашла в небольшое помещение, которым пользовались служанки, приносившие ламповое масло из подвалов касра. Я немало узнала о жизни касра, тихонько следуя за ними по пятам и слушая их разговоры. Они заходили в большинство комнат и садов, ежедневно наполняя лампы и подрезая фитили, чтобы к вечеру лампы были готовы отразить наступавшую темноту. Это напоминало мне, как мы с сестрой ходили за козами в поисках нового пастбища: мы не всегда знали, куда идти, но козы знали и вели за собой нас, а заодно и овец, которые не отличались подобной мудростью.

Я пока довольствовалась ролью овцы, следуя за служанками, когда они были слишком заняты, чтобы заметить меня, а если вдруг они замечали, притворялась, что внимательно разглядываю какой-нибудь гобелен или статую. Так я изучила все помещения поблизости от своих покоев, а из подслушанных разговоров узнала, кто где бывает в какое время дня.

Со слов служанок я теперь знала, что менять масло в мастерских Скептиков лучше всего по утрам. Каждый день они выходили на улицу, чтобы посмотреть на восход солнца и позавтракать, и часто часами не возвращались в помещение, особенно если обсуждали нечто, казавшееся им особенно важным. Говоря это, служанки смеялись. Скептики приносили много пользы – они подарили нам водяные часы и научили писать на бумаге, но подчас они сами загоняли себя в дебри и, подобно нашему барану, пытались прорваться сквозь них напролом, вместо того чтобы просто уйти тем же путем, каким пришли.