Золотой браслет. Тигролов. Гаспар Гаучо. - Майн Рид

роста, сильные и молодые. Но и те и другие прошли длинный путь, что подтверждалось их худобой и тою жадностью, с которой они щипали траву.

Протекавшая вблизи река Желтый Камень, шириною в тысячу футов, несла свои воды меж зеленых берегов роскошной травы, выросшей на черноземной почве. Эта луговина тянулась на северо-восток вплоть до цепи холмов, и по обе стороны береговых лугов стояли высокие кедровые леса.

В двадцати шагах от пасшихся животных весело трещал костер из сухих сучьев, а вокруг огня сидели три человека, которые собирались завтракать. Подле них были сложены в кучу два мексиканских вьюка, два широких калифорнийских седла, одеяла, мешки и карабины.

Один из этих людей был Марк Мэггер, корреспондент газеты «Геральд», пустившийся разузнать о предполагаемом заседании военного совета индейцев. Но даже самому близкому его приятелю было бы трудно признать Марка Мэггера: так за эти дни изменились и костюм и лицо корреспондента.

Во-первых, лицо его, обыкновенно чистое, гладко выбритое, с веснушками, теперь стало бронзовым от загара, а отросшая борода делала его неузнаваемым. Голубая фланелевая блуза с ремнем заменена была длиннополым черным сюртуком, застегнутым на пуговицы сверху донизу. Вместо широкополой соломенной шляпы на голове была черная фетровая. Короче говоря, Мэггер преобразился в скромного служителя американской церкви.

Что касается его товарищей, то не было сомнения в том, что это «люди равнины», как их называют на дальнем востоке, то есть белые, для которых степь стала второй родиной.

Один из них был здоровенный детина с огромной головой, казавшейся еще больше от массы черных как уголь волос, и такой же бороды. Этот гигант смотрел на всех добрыми глазами; в чертах лица выражались открытый характер и безграничная отвага. Одет он был в красную рубашку и красные штаны, заправленные в высокие сапоги; на голове едва держалась белая шляпа: до того она была со всех сторон продырявлена. Его единственное оружие — ружье — лежало подле него. Этот человек был известен под именем Чарлея из Колорадо, и известность его простиралась на пятьсот миль вокруг. Что касается последнего члена этого маленького отряда — его звали Красавец Билль, — вероятно, из-за его безобразия.

Его настоящее имя было Вильям Фэрд; он был француз-метис, маленький, коротенький человек, сильный как буйвол, с темным цветом лица, толстыми губами и выдающимися скулами. Война и болезнь, казалось, одна перед другой старались обезобразить лицо Красавца Билля: все оно было испещрено оспинами; глубокий сабельный шрам шел наискось от лба к нижней челюсти; нос был едва заметен, и ко всему этому уцелел только левый глаз; передних зубов не было. В одну из его многочисленных экспедиций добирались и до единственного глаза Билля, но Чарлей Колорадо подоспел вовремя на помощь и уложил на вместе нападавшего. Это обстоятельство породило между Чарлеем и Биллем тесную дружбу, и с той поры они были неразлучны. Физические недостатки Билля не мешали ему быть одним из самых замечательных следопытов.

— Ну, Чарлей, — сказал корреспондент «Геральда», снимая свой долгополый кафтан и бережно складывая его, — скоро узнаем, по той ли дороге мы идем. Как вы думаете?

Чарлей собирался насадить кусок мяса на палочку и поджарить его на угольях, и потому не сразу ответил:

— Красавец Билль и я решили довести дело до конца, господин Мигюр, и мы сдержим наше слово, только бы кожа на наших головах осталась цела. Не так ли, Билль?

Билль в это время подносил ко рту приготовленный лакомый кусочек и просто ответил:

— Вы знаете, я всюду с вами, и господин Мэгр может положиться на нас.

— Неужели вы — ни тот, ни другой — не в состоянии называть меня моим настоящим именем? — спросил корреспондент, смеясь. — Полагаю, что сказать Мэггер ничуть не труднее, чем говорить Мигюр и Мэгр.

— Очень благодарен за урок, господин Мигюр, — сказал Чарлей с величественным видом. — Конечно, я не обучен особенным тонкостям, а все-таки и я кой-чему научился в Кентукки лет тридцать тому назад, и пусть я подавлюсь этим бифштексом, если Мэггер произносится в любой цивилизованной стране иначе нежели Мигюр.

— Если таково ваше личное мнение, я настаивать не могу, — сказал Марк, смеясь.

— Да, это мое мнение, и я буду его отстаивать перед целым светом… Но что с тобой, Билль?

Билль испустил какой-то свойственный только ему звук и пальцем указал на дорогу, по которой они приехали. Деревья в том месте, где они сидели, образовали над ними шатер; между ветвями видна была равнина, а вдали можно было различить группу всадников.

— Индейцы, честное слово! — вскричал Чарлей, бросаясь к своему ружью.

Что касается Мэггера, то он встал и не торопясь вглядывался вдаль. Это были несомненно верховые на расстоянии в несколько миль; направлялись они к бивуаку по тому же следу, который привел на это место и Мэггера с товарищами.

Дети равнины не теряли времени на разглядывание приближавшихся к ним людей. Они побежали к лошадям и мулам, чтобы привести их поближе к бивуаку.

Между тем наш бесстрашный корреспондент вынул подзорную трубу и внимательно рассматривал скачущих; довольный результатом, он обратился к товарищам, не успевшим еще подвести лошадей, и закричал:

— Все отлично, Чарлей! Это казенные проводники и с ними драгунский офицер!

— В таком случае, нам придется бежать или заставить их убраться, — ответил тот очень серьезно.

— Почему? Ведь мы не делаем ничего беззаконного.

— Разве можно когда-нибудь знать, что военные считают законным и что незаконным? — возразил человек равнины. — Эти военные только и думают о том, как бы помешать честным людям заработать кусок хлеба. У них всегда за пазухой какой-нибудь лист бумаги, повелевающий вам покинуть индейскую землю, особенно если у вас есть дела с краснокожими.

— А ведь можно подумать, что вы занимаетесь немножко контрабандой, а?

— Что же из этого? За всю мою жизнь я не сделал ни малейшего вреда ни белому, ни