Собачье сердце - Михаил Булгаков

В отдалении глухо треснуло стекло, затемвспорхнул заглушённый женский визг и тотчас потух. Нечистая сила шарахнула пообоям в коридоре, направляясь к смотровой, там чем-то грохнуло и мгновеннопролетело обратно. Захлопали двери, и в кухне отозвался низкий крик ДарьиПетровны.

Затем завыл Шариков.

– Боже мой, ещё что-то! – закричал ФилиппФилиппович, бросаясь к дверям – Кот, – сообразил Борменталь и выскочил за нимвслед. Они понеслись по коридору в переднюю, ворвались в неё, оттуда свернули вкоридор к уборной и ванной. Из кухни выскочила Зина и вплотную наскочила наФилиппа Филипповича.

– Сколько раз я приказывал – котов чтобы небыло, – в бешенстве закричал Филипп Филиппович. – Где он?! Иван Арнольдович,успокойте, ради бога, пациентов в приёмной!

– В ванной, в ванной проклятый чёрт сидит, –задыхаясь, закричала Зина.

Филипп Филиппович навалился на дверь ванной,но та не поддавалась.

– Открыть сию секунду!

В ответ в запертой ванной по стенам что-тозапрыгало, обрушились тазы, дикий голос Шарикова глухо проревел за дверью:

– Убью на месте…

Вода зашумела по трубам и полилась. ФилиппФилиппович налёг на дверь и стал её рвать. Распаренная Дарья Петровна сискажённым лицом появилась на пороге кухни. Затем высокое стекло, выходящее подсамым потолком ванной в кухню, треснуло червиной трещиной и из него вывалилисьдва осколка, а за ними выпал громаднейших размеров кот в тигровых кольцах и сголубым бантом на шее, похожий на городового. Он упал прямо на стол в длинноеблюдо, расколов его вдоль, с блюда на пол, затем повернулся на трех ногах, аправой взмахнул, как будто в танце, и тотчас просочился в узкую щель на чёрнуюлестницу. Щель расширилась, и кот сменился старушечьей физиономией в платке.Юбка старухи, усеянная белым горохом, оказалась в кухне. Старуха указательным ибольшим пальцем обтёрла запавший рот, припухшими и колючими глазами окинулакухню и произнесла с любопытством:

– О, господи Иисусе!

Бледный Филипп Филиппович пересёк кухню испросил старуху грозно:

– Что вам надо?

– Говорящую собачку любопытно поглядеть, –ответила старуха заискивающе и перекрестилась.

Филипп Филиппович ещё более побледнел, кстарухе подошёл вплотную и шепнул удушливо:

– Сию секунду из кухни вон!

Старуха попятилась к дверям и заговорила,обидевшись:

– Что-то уж больно дерзко, господин профессор.

– Вон, я говорю! – Повторил Филипп Филипповичи глаза его сделались круглыми, как у совы. Он собственноручно трахнул чёрнойдверью за старухой. – Дарья Петровна, я же просил вас.

– Филипп Филиппович, – в отчаяньи ответилаДарья Петровна, сжимая обнажённые руки в кулаки, – что же я поделаю? Народцелые дни ломится, хоть всё бросай.

Вода в ванной ревела глухо и грозно, но голосаболее не было слышно.

Вошёл доктор Борменталь.

– Иван Арнольдович, убедительно прошу… Гм…Сколько там пациентов?

– Одиннадцать, – ответил Борменталь.

– Отпустите всех, сегодня принимать не буду.

Филипп Филиппович постучал костяшкой пальца вдверь и крикнул:

– Сию минуту извольте выйти! Зачем вызаперлись?

– Гу-гу! – Жалобно и тускло ответил голосШарикова.

– Какого чёрта!.. Не слышу, закройте воду.

– Гау! Гау!..

– Да закройте воду! Что он сделал – непонимаю… – приходя в исступление, вскричал Филипп Филиппович.

Зина и Дарья Петровна, открыв дверь, выглядывалииз кухни. Филипп Филиппович ещё раз прогрохотал кулаком в дверь.

– Вот он! – Выкрикнула Дарья Петровна изкухни.

Филипп Филиппович ринулся туда. В разбитоеокно под потолком показалась и высунулась в кухню физиономия ПолиграфаПолиграфовича. Она была перекошена, глаза плаксивы, а вдоль носа тянулась,пламенея от свежей крови, – царапина.

– Вы с ума сошли? – спросил Филипп Филиппович.– Почему вы не выходите?

Шариков и сам в тоске и страхе оглянулся иответил:

– Защёлкнулся я.

– Откройте замок. Что ж, вы никогда замка невидели?

– Да не открывается, окаянный! – испуганноответил Полиграф.

– Батюшки! Он предохранитель защёлкнул! –вскричала Зина и всплеснула руками.

– Там пуговка есть такая! – выкрикивал ФилиппФилиппович, стараясь перекричать воду, – нажмите её книзу… Вниз нажимайте!Вниз!

Шариков пропал и через минуту вновь появился вокошке.

– Ни пса не видно, – в ужасе пролаял он вокно.

– Да лампу зажгите. Он взбесился!

– Котяра проклятый лампу раскокал, – ответилШариков, – а я стал его, подлеца, за ноги хватать, кран вывернул, а теперьнайти не могу.

Все трое всплеснули руками и в таком положениизастыли.

Минут через пять Борменталь, Зина и ДарьяПетровна сидели рядышком на мокром ковре, свёрнутом трубкою у подножия двери, изадними местами прижимали его к щели под дверью, а швейцар Фёдор с зажжённойвенчальной свечой Дарьи Петровны по деревянной лестнице лез в слуховое окно.Его зад в крупной серой клетке мелькнул в воздухе и исчез в отверстии.

– Ду… Гу-гу! – что-то кричал Шариков сквозьрёв воды.

Послышался голос Фёдора:

– Филипп Филиппович, всё равно надо открывать,пусть разойдётся, отсосём из кухни.

– Открывайте! – сердито крикнул ФилиппФилиппович.

Тройка поднялась с ковра, дверь из ваннойнажали и тотчас волна хлынула в коридорчик. В нём она разделилась на трипотока: прямо в противоположную уборную, направо – в кухню и налево в переднюю.Шлёпая и прыгая, Зина захлопнула в неё дверь. По щиколотку в воде вышел Фёдор,почему-то улыбаясь. Он был как в клеёнке – весь мокрый.

– Еле заткнул, напор большой, – пояснил он.

– Где этот? – спросил Филипп Филиппович и спроклятием поднял одну ногу.

– Боится выходить, – глупо усмехаясь, объяснилФёдор.

– Бить будете, папаша? – донёсся плаксивыйголос Шарикова из ванной.