Скорбная братия. Драма в пяти актах - Петр Дмитриевич Боборыкин

наперед – я Аришу за городовым спосылаю!

Кленин (хватаясь за голову). Боже мой!

Клара. Ну, стихи начнет читать сейчас! Так и есть! Нет, уж лучше я. Дайте вспомнить, как бишь это, из Пушкина…{78} да:

Так вот кого любил я пламенной душой…

Как дальше-то, подскажите? Видите, я еще стихов не забыла. Присядьте же.

Кленин (опускается). Я не слушаю, что вы говорите!..

Клара. Ха, ха, ха! Да что вы трагедию-то разыгрываете!.. Ах, какой он старый стал, седых волос сколько! Просто мартышка какая-то! (Наклоняется к нему.) Не больно я твоему приходу рада, а нечего делать, вижу, что тебе опохмелиться следует.

Кленин (с ужасом). Что?!

Клара. Ты, верно, очень закурил. Погоди, я скличу Аришу. Она принесет тебе водочки.

Кленин (вскакивает). Довольно! Ни слова больше! Слушайте меня!

Клара. Долго будет?

Кленин. Я знаю, что я дурак, скотина, но вы видите, я пришел сюда, значит мне нужно было прийти.

Клара. Почем я знаю…

Кленин. Я хотел все видеть! Дойти до роковой грани!..

Клара. Вы опять стихами начали. Ничего я не понимаю, что вы толкуете.

Кленин. И зачем тебе понимать, бедная, погибшая женщина? Но неужели у тебя там, внутри, ничего не дрогнуло? Неужели нет для меня ни одного звука?!. Аннушка, ты ли это?.. (Наклоняется к ней.) Ты ли, спрашиваю!..

Клара. Какая я Аннушка! Я Клара! Видишь ли, как я уехала из Москвы, думаю себе, что за имя такое Анна… Это горничных девок так зовут. Хотела я и фамилию сменить, да фамилия у меня немецкая. Я уж оставила. Вместо Анны Алексевны Кларой Ивановной назвалась. Вот, братец, как!

Кленин (потерянно). Хорошо, хорошо! Я не хочу тебя упрекать. Расскажи мне, как ты живешь, что делаешь, все расскажи.

Клара. Что тут рассказывать: живу неплохо, деньги есть, в маскарады езжу. Много вашего брата за мной бегает! Здесь в Петербурге куда лучше Москвы. Там что, деревня, ни одного гвардейца нет, пехтура простая! Не с кем компании вести; а здесь, как же можно сравнить!..

Кленин. Аннушка!

Клара. Да не зови ты меня Аннушкой! Эк наладил. Клара я, слышишь!

Кленин. Хорошо, Клара. Подумала ли ты хоть раз обо мне?

Клара. Что об тебе думать! Экая сласть!

Кленин. Даже не знала, жив ли я?

Клара. Вот еще новости!.. Что тебе сделается. Даром что хмельным зашибаешься, небось живуч!

Кленин. Я провалялся два месяца… как ты меня бросила. Совсем бы погиб, верь мне. Меня спасла только моя натура… до поры до времени. Уехал я в Петербург, работу нашел хорошую… ожил немножко, человеком стал, замечтал, что совсем вылечусь!.. И тут ты подослала ко мне этого семинариста разбередить мою рану!

Клара. Какого семинариста?

Кленин. Элеонского.

Клара. Это он тебе разболтал?

Кленин. А ты не знала! Ха, ха!

Клара. Ей-богу, нет, очень мне нужно к тебе подсылать. Из-за чего, скажите на милость, нуждаюсь я в тебе, что ли!

Кленин. Как же он узнал про меня, почему же он пришел издеваться надо мной, над моей страстью к тебе?

Клара. А! Я ему точно рассказывала, так зря… Он ведь тоже сочинитель. Вот, мол, и я возилась больше году с сочинителем. Больно, мол, уж вы дотошный народ. А я совсем и не слыхала, что ты здесь, ведать не ведала, что он с тобой знаком!

Кленин. Что ж ты ему рассказывала?

Клара. Разве я помню! Так, зря! Всякую штуку.

Кленин. Я тебе все прощаю. Ты не хотела оставить меня в покое… Я не виноват, что пришел к тебе, всякий бы на моем месте пришел и выместил бы свою злобу! Я тебя все еще люблю, Аннушка… Стоило мне войти в эту комнату и опять все то же! Аннушка!.. Ведь это не даром случилось! Я хотел посмотреть, что вышло из тебя? Из моей простой, славной девочки!

Клара. Видишь, какая вышла барыня! (Встает.) Чем плоха! Этаких по всему Петербургу не больно много найдешь. Уланский юлит один, душка! Клялся-божился, таких, говорит, красот, какие у вас есть, Клара Ивановна, у богинь нет, вот как!

Кленин. Я не верю тебе. В тебе разгорелась молодость, жажда жизни! Но ты вернешься ко мне… приходи в мою рабочую комнату, хоть на минуту! Ты умна, в тебе есть правда, ты поймешь, сколько любви…

Клара. Ха, ха! Куда это, к тебе в конуру забираться! Вот новости! Ты поди, чай, здесь еще хуже пробиваешься, нечем в Москве. Знаю я вашу братью. Вон Элеонский, и хорошие деньги получает, да и то в худых сапогах ходит. Зашла я к нему раз: чуть не в подвале живет, грязь, темень, мебели никакой, на тюфячишке валяется, гадость смотреть, вон у Аришки лучше!.. Все-то вы оборванцы!.. Как есть у вас деньги, сейчас в трактир, пропьете все, продебоширите, а там и дуете в кулаки!..

Кленин. Аннушка, ты бы вошла хозяйкой ко мне труженику.

Клара. Большой авантаж! Ну что ты казанской сиротой прикидываешься! Я тебя загубила? От меня ты пить стал? Лжешь все! Всегда ты зашибался, и до меня, и после меня… горбатого одна могилка исправит. А тебе просто хочется на кого-нибудь свалить свое безобразие, вот ты и прибираешь!

Кленин. Ты меня упрекаешь в пьянстве?.. Я тебя спас из грязи, из мерзости… и вот что я заслужил! Ты еще глубже пала!

Клара. Толкуй больной с подлекарем!{79} Я Господа Бога возблагодарила, как от тебя сбежала. Я здесь барыня, а от тебя сама было начала мертвую пить. Целый-то день с тобой миндальничать, да стихи слушать, да проповеди твои!.. Я уж тебе сказывала, что дотошней народа нет, как сочинители. Элеонский вон хоть и зашибается, да по крайности никогда ни глупостей, ни стихов не говорит. Проваливай, голубчик, меня не разжалобишь!

Слышен звонок.

Я теперь своим умом живу, да и то ругаю себя за то, что больше года с тобой, чадушкой, загубила! Вот что!

X

Ариша (в дверь вполголоса.) Клара Ивановна!

Клара. Что тебе?

Ариша. Пожалуйте сюда.

Клара. Что за секреты, подойди.

Ариша. Звонят-с.

Клара. Ну так что ж?

Ариша. Это наверняка давешний барин.

Клара. Прими.

Ариша (показывает глазами на Кленина.) Вечером не прикажете ли заехать?

Клара. Вздор какой! Теперь пусти. Не Кленина же церемониться!

Ариша. Я впущу, коли так. (Уходит.)

Клара. Слава тебе, Господи, что кто-нибудь приехал, а то бы ты меня уморил здесь.

Кленин. Кто это?

Клара. Должно быть, Элеонский.

Кленин.