Изгнание торжествующего зверя - Джордано Бруно

София. Правда, мне хорошо известно, все эти предметы стоят того, чтобы мои философы разрешили их и чтоб они были вполне поняты, конечно, не мною, ибо я могу понять только с трудом, в сравнениях и подобиях, не мною, но Софией небесною и тобою. Но твой рассказ заставил меня заняться этим вопросом раньше даже, чем своими частными интересами и намерениями. И, конечно, мне казалось, что ты, справедливейшее божество, без всяких предисловий мог бы перейти к столь незначительному и маловажному моему делу.

Меркурий. Я поступил так не из тщеславия, но по глубокой предусмотрительности, София, ибо считал нужными для тебя эти замечания. Ведь я знаю, ты так сильно смущена большими несчастьями, что тебе очень нетрудно настроиться на не совсем благочестивые мысли о правлении богов, каковое справедливо и свято во веки веков, хотя бы на твой взгляд дело это обстояло очень сомнительно. Я и хотел прежде, чем трактовать о другом, внушить тебе такое воззрение, обезопасить тебя от сомнений, какие могли у тебя явиться и частенько являлись, ибо, будучи земной и рассудочной, ты не могла ясно понимать значение Юпитерова провидения и работы всех нас, его сотрудников.

София. Почему же, Меркурий, усердие движет тобою именно сейчас, а не в другие разы?

Меркурий. Скажу тебе то, что откладывал до сей поры: твои обеты, твоя мольба, твое посольство, хотя и дошли к нам на небо быстро и скоро, но в половине лета обледенелыми, нерешительными, колеблющимися, как будто их отправили скорее на всякий случай, чем поручили провидению, как будто сомневались, дойдут ли они до наших ушей, внемлющих якобы просьбам более существенным. Но ты заблуждаешься, София, если думаешь, что мы не заботимся столько же о самом малом, сколько и о самом главном, ибо все самое великое и главнейшее не может осуществиться без самого малейшего и ничтожнейшего. Стало быть, обо всем, как бы мало оно ни было, заботится бесконечно Великое Провидение: всякая сколь угодно презреннейшая мелочь в целом и всеобщем порядке является важнейшею, ибо великие вещи слагаются из малых, малые из малейших, а те – из неделимых и самых малых. Так я разумею о великих сущностях, так – о великих силах и великих действиях.

София. Правда, ибо нет такого великого, такого великолепного, такого прекрасного создания, которое не было бы составлено из вещей, по общему мнению и суждению, презренных и безобразных.

Меркурий. Акт божественного познания есть сущность бытия всех вещей, и, стало быть, поскольку все вещи, и конечные и бесконечные, имеют бытие, всех их можно познавать, упорядочивать, предопределять. Божественное познание не следует за вещами, как наше, но предупреждает вещи и находится во всех вещах, так что если б его не было там, то не было бы и причин, ближайших и вторичных.

София. Потому-то ты и хочешь, Меркурий, чтобы я не стеснялась тем, велико иль мало мое дело, и обращалась не только за тем, что для меня существенно и важно, но и за тем, что случайно и неважно, ибо Юпитер – во всем, все наполняет и все слышит.

Меркурий. Именно. Вот почему не забудь впредь ярче воспламенять свои мольбы и не посылай их Юпитеру так небрежно, плохо снаряженными, холодными; он и твоя Паллада поручили мне, прежде чем говорить о другом, осторожно сказать это.

София. Благодарю вас всех.

Меркурий. Итак, объяснись же, почему ты вызвала меня к себе.

София. Полное изменение обычаев, которое я вижу по Юпитеру, и все то, что я узнала от тебя, заставило меня решиться просить у него и настаивать на том, о чем я раньше не дерзала из страха, что какая-нибудь Венера, или Купидон, или Ганимед не допустят и прогонят мое посольство, если бы оно явилось у дверей Юпитеровых палат. Теперь, когда все преобразовано, назначены новые привратники, стража и служители, когда и сам Юпитер стал благорасположен к справедливости, мне хочется через тебя представить ему свою просьбу о горьких обидах, учиненных мне разного рода людьми на земле, и просить его быть ко мне милостивым и заступиться за меня по совести.

Меркурий. Эту твою просьбу, как очень длинную и немаловажную, а также согласно вновь заведенному порядку на небе, чтобы все сношения, как гражданские, так и уголовные, были зарегистрированы в канцелярии со всеми своими условиями, намерениями и обстоятельствами, ты должна подать в письменном виде, и тогда я ее уже представлю Юпитеру и Небесному Сенату.

София. Для чего этот новый порядок?

Меркурий. Чтоб принудить таким способом всех богов поступать справедливо, ибо регистрация, увековечивая память о событиях, заставит бояться вечного позора и бежать нескончаемого порицания и осуждения, коим грозит независимая Правда, царствующая над царями и главенствующая над всеми богами.

София. Так, значит, я и сделаю. Но обдумать и написать – надо время. Поэтому, прошу тебя, приди завтра ко мне или в ближайший следующий день.

Меркурий. Непременно. А ты подумай о том, что делаешь.

...

Первая часть второго диалога

Саулин. Пожалуйста, София, прежде чем продолжать, укажи мне причины того порядка и такого расположения божеств, какие устроил Юпитер в звездах. И прежде всего, почему на самом возвышенном месте – ибо так о нем обычно думают – он посадил Истину?

София. Это нетрудно. Истина, Саулин, превыше всего: она есть единство, господствующее над всем; она – добро, главенствующее во всем, ибо едино есть сущее, доброе и истинное, и то же самое – истинное, сущее и доброе. Истина есть такое бытие, которое не ниже любой вещи, ибо, если ты вообразишь что-нибудь как бывшее раньше истины, ты тем самым должен его рассматривать иным, чем истина; а если иным, чем истина, то должен понимать его как такое, у которого нет истины в самом себе, которое существует без истины, не истинно, следственно, ложное, пустое, никакое, несуществующее.

Ничто не может быть раньше истины, если только оно не первее и не выше истины, а такое истинное бытие не может быть иначе, чем через истину. Постольку же не может быть что-нибудь вместе с истиной и в то же время – без истины, ибо если чрез истину оно не стало истинным, то оно не сущее, оно ложное, оно – ничто. Равным образом не может быть ничего после истины, ибо если – после нее, то без нее; если – без нее, значит, не истинно, ибо нет истины в нем, значит, будет ложно, будет ничто. Стало быть, истина раньше всех вещей и со всеми вещами, и после всех вещей и выше всего, со всем, после всего; от нее и начало, и середина, и конец.

Истина – раньше всех вещей, в отношении причины и начала, ибо от нее происходят вещи; она – во всех вещах, и она есть сущность вещей, ибо чрез нее они существуют; она – после всех вещей, ибо чрез нее они несложно постигаются. Она – и в идеях, и в природе, и в познании; она – и в метафизике, и в физике, и в логике. Значит, истина превыше всех вещей; а то, что превыше всех вещей, хотя бы оно было познано на иных основаниях и названо иными именами, в сущности, все же необходимо будет та же самая истина.