Горизонт края света - Николай Семченко

Сказала – и сгинула. То ли сон, то ли явь – Атласов не понял. Ветер утих, и утихло сердце…

Неужели Белая женщина существует на самом деле?

Но когда сквозь тучу пробился внезапный столб света, всё объяснилось просто. Над рекой колыхалась серая пелена, принявшая очертания гигантской женской фигуры. Ну, надо же! Шаманка, значит, всего-навсего – мираж, клубок тумана, игра солнца и теней. Всё это мы с Лёшей обсудили потом, а теперь нас куда больше занимал другой вопрос: как доберёмся до Каменного, лодку-то унесло!

– Не паникуй, Игорь, – сказал Лёша. – Вэ И знает: мы пошли на Сухую протоку. Если не появимся в Каменном к сроку, он забьёт тревогу, и нас обязательно станут искать у Старого посёлка, раз мы туда отправились. Понял?

– Но мы не на Сухой протоке, – бестолково ответил я. – Сколько отсюда до неё идти?

– Дня три, не меньше…

– По кочкам, болотам, сквозь заросли стланика – вот в этой обувке? – я покрутил носком франтоватого резинового сапога. – Не ручаюсь, что не проткну его о какой-нибудь сук. И как тогда идти? Да ещё без карты?

– Как идти? Ногами! Как же еще? – Лёша улыбнулся мне ласково, как тяжелобольному. – Не здесь же нам сидеть!

– А почему бы и нет? Может, кто-нибудь на рыбалку сюда пожалует…

– Тьфу ты! – Лёша от возмущения сплюнул. – Даже в Антарктиде народу бывает больше, чем в этих местах.

Я, конечно, понимал, что никому и в голову не придёт, что мы изменили маршрут и, следовательно, искать тут нас не будут. К тому же, неподалёку от этого места, как рассказывал Лёша, есть один особенный перекат. Там скапливаются плавуны, разбитые вдребезги рыбкооповские бочки, вывороченные коряги. Если здесь находили измятые лодки, то чаще всего снимали головные уборы – почтить память погибших. А ведь наш «Прогресс» вполне могло вынести на этот перекат.

Как подумал об этом, так настроение ещё хуже стало. Но кукситься – это самое последнее дело. Уж лучше выглядеть жизнерадостным идиотом, чем пессимистом, навевающим тоску. И я нарочито громко рассмеялся:

– Послушай! Робинзон по сравнению с нами – просто нищий! У нас и палатка, и рюкзак с консервами, и рыболовные крючки, и запасная леска…

Лёша задумчиво повертел пачку «Беломора»:

– Зря ты курить бросил. Тогда б у тебя спички были…

– Так ведь ты взял с собой зажигалку. И, по-моему, в твоей куртке целых три коробка спичек в полиэтилене. Сам же мне говорил!

И только тут я заметил, что куртки как раз на Лёше и не было.

– В лодке осталась, – вздохнул он. – Сам не знаю, какой бес меня попутал. Никогда спички в одном месте не держал!

А вокруг сияла тундра. На горизонте голубоватым туманом выступала гряда гор, расплывчатая как мокрый акварельный рисунок. В бледном небе парил орёл, в жесткой, тёмно-зеленой траве осторожно шуршала землеройка. У самого берега, на мелководье, стайка плавунчиков водила хоровод. Яркие птички, похожие на разноцветные поплавки, юрко вертелись, хлопали крылышками, описывали круги, кивали друг другу – будто танцоры, исполняющие вальс на дворцовом паркете.

Но любоваться всем этим не хотелось. А хотелось… Честно сказать? Хотелось – взвыть. Без огня в тундре – даже представить страшно…

Я отошёл от Лёши, уселся на шершавый валун и, пригорюнившись, уставился на серую холодную воду.

Не обращая на меня внимания, по берегу бегали два куличка, оба как бы в пёстрых заплатках, а вокруг глаз – чёрные круги-маски. Быстро перебирая короткими ярко-оранжевыми лапками, эта парочка сноровисто переворачивала все камешки подряд и шарила под ними длинными клювами, выбирая каких-то личинок. Но скоро одному куличку это занятие надоело, и он вспорхнул, следом взлетел его напарник. Или напарница?

Незнающий человек не всегда определит, кто из куличков самка, а кто самец. Взять тех же плавунчиков. Куличок ведет себя скромно – эдакий тихоня, одетый в неброское серо-белое оперение. Зато куличиха франтовата, эдакая бой-баба: сама заигрывает со своим избранником, ухаживает за ним и напропалую кокетничает. Мало того, что она буквально «женит» на себе рохлю, так ещё и отгоняет от него соперниц. А когда снесёт пёстрые яйца, то тут же о них и забывает. И приходится кулику в полном одиночестве высиживать их самому, а потом выкармливать птенцов, оберегать их от врагов, учить летать.

Но парочка пёстрых куличков, перелетевших от нас подальше, к плавунчикам не относилась. Это был какой-то другой вид.

– Славные птички, весёлые! – сказал Лёша. Он подошел ко мне незаметно и встал за спиной. – Мы их камнешарками зовём…

– Говорящее название, – заметил я. – Бойко они камни обшаривают…

Лёша вдруг хлопнул себя по коленям и расхохотался, да так громко и заливисто, что я даже подумал, что с ним не всё в порядке. Ну, стресс, нервы сдали, мало ли что – сами понимаете.

– Ай, молодцы камнешарки! Напомнили! – он смеялся и шлёпал себя уже по лбу. – Ну, как же я забыл? Мои предки от этих куличков научились огонь добывать…

– Как так?

– А так! Шаркали камень о камень, пока искра не вылетала на сухой мох. А потом и другой способ нашли: тереть деревяшку о камень.

– Угу, – буркнул я. – По телевизору как-то показывали: одно дикое амазонское племя до сих пор так огонь добывает. Полдня эту палочку о камень трут!

– Зато теперь огонь у нас будет точно! – бодро заверил меня Лёша.

Новый анадырский приказной Григорий Постников был не в духе. Осип Миронов, как вошёл, это почувствовал сразу, и догадался о причине такого настроения:

– Слышал, жалобу получил с Камчатки?

Приказной обернулся, в сердцах закричал:

– Обманул нас всех Володька-то Атласов, обманул! Знал, я ему на смену буду послан: много воли не дам, потому и ушёл в поход. И вот-те на! – он схватил со стола бумагу и прочитал: «В прежние годы» – коряки-то, слышь – «в прежние годы», – он выразительно глянул на Миронова, – «слыхивали от своих родников и от служилых людей, что те де служилые люди ясачных людей не громят». А Володька их, мол, громит.

– Эва! – хмыкнул Миронов. – Атласов ласкою да приветом никогда не отличался. Ух, злой бывает, особливо, когда всё не по нему. Но и ясачные людишки горазды понапрасну жаловаться на притеснения…

– Так-то оно так, – кивнул Постников, – но эта челобитная правильная. Атласов собрал ясак вторично. Коряки с эвенами недовольны, того и гляди, бунт поднимут. Тогда Володька по своей дурости потеряет служилых людей…