Дежурный по континенту - Олег Горяйнов

‑ Хулио?

‑ Хулио.

‑ Когда?

‑ Сразу после того, как они взорвали ваш гараж.

‑ Откуда у моего secretario деньги на часы с бриллиантами?

Лопес скромно промолчал.

– Чего только не узнаешь, ‑ проворчал Ольварра и поднялся из кресла. – Ладно, докуривай и пойди скажи там, чтобы накрывали на стол. Пообедаешь со мной.

Садясь в самолёт в аэропорту Франкфурта, Владимир Николаевич Бурлак ещё не осознавал всей глубины той пропасти, которую сам себе вырыл. Потому что в течение последних суток взял на грудь без малого литра полтора разнообразных крепких напитков, а это серьёзно для пятидесятичетырехлетнего организма, хоть и военного, хоть и закаленного, но всё же…

Недаром кто-то из мудрецов говорил: хочешь сделать лёгкую работу сложной ‑ отложи ее… Владимир Николаевич всё откладывал-откладывал, да и дооткладывался.

В самолёте над Атлантикой он хорошо выспался, а когда проснулся, трезвый и смурной, тут же начал критически осмысливать ситуацию. Да, бывшему военному атташе, бывшему резиденту ГРУ в Маньяне – да могло ли ему хотя бы присниться когда-нибудь, что он будет вынужден бежать как заяц непонятно куда, непонятно в каком качестве, без денег, без ясных перспектив, без… в общем, без обеспечения.

Значит, ситуация складываецца следующая. Какой-то генштабовский чин проводит в Маньяне некую левую операцию. Главный фигурант – бывший советник президента Маньяны по нацбезопасности Ореза. В обеспечении задействованы трое известных Бурлаку полковников ГРУ и некто Коган Самуил Абрамович. Операция срывается. Надо полагать, не без участия Когана. В аэропорту Франкфурта Интерпол берет полковников за афедрон. Двоих из троих. Полковники уверены в том, что их отмажут. Поэтому Бурлака вместе с собой не топят. Наоборот, дают ему спецзадание: найти этого Когана и к ним доставить. Интерпол Бурлака, как человека постороннего, с маньянскими документами, отпускает. Не нужен им посторонний маньянец. Им скандал международный нужен. Поэтому там и телевидение какое-то мелькало.

А вдруг… Вдруг полковник Ноговицын, протрезвев, надумает Бурлака-таки утопить? И тогда неизвестно, что ждёт его в пункте назначения: летел-то он в данный момент по билету, купленному для него ещё полковником Ноговицыным, и именно туда, куда полковник Ноговицын собирался его отправить. Так что – поскольку промежуточных посадок на этом рейсе не предвидится – как бы в Сан-Хосе его уже не дожидались ребятки из коста-риканского отделения этого грёбаного Интерпола, да ближайшим же рейсом не вернули его назад, в тёплые объятия своих франкфуртских коллег, которые как раз распинали его бывших сослуживцев.

Тогда надо захватывать самолёт и разворачивать его куда-нибудь в Африку.

Шутка.

Если же эти опасения напрасны, а они, скорей всего, напрасны, то сейчас фактически осуществлялась его Большая Мечта, потому что по окончании службы меньше всего полковник Бурлак стремился выйти на пенсию и поселиться в заснеженной столице бывшего Советского Союза городе-герое Москве, где у него, как недавно выяснилось, не было даже своей жилплощади, а имелась супруга весьма вольного нрава с жилплощадью… и никаких радужных перспектив такая ситуация полковнику не сулила. Полковник любил Родину, но издалека. Вблизи он больше любил субтропики.

Пенсии он вообще боялся. Она представлялась ему маленькой злобной старухой, которая в вагонетке увозит куда-то по тёмному коридору обездвиженные тела… Ну её, такую пенсию. Он мечтал остаться в Латинской Америке и прожить остаток жизни ярко и с удовольствием.

Так что непонятно, пропасть перед ним или врата в рай земной.

Тьфу! Хоть опять напейся!

Расслабила, расслабила меня эта страна Маньяна, подумал Бурлак. Эти славные ребятки в «фольксвагене», которых маньянская контрразведка ко мне приставила – Толстяк и Суходрочник. Дуэт ещё тот, слаженный. Если один спит – другой в сторону смотрит. Делай что хошь, хошь шпионь, хошь за бабами носись задрав штаны, хошь безобидный прибавок к пензии зарабатывай на старость лет…

Впрочем, не совсем уж так вот «что хошь», вспомнил он прощальный кортеж про его честь в последний день, когда маньянские власти объявили ему, что он отныне ‑ персона нон-грата и должен покинуть страну Маньяну в 24 часа. Чтобы он не сомневался в серьёзности их намерений, к нему приставили аж пять автомобилей, и все с мигалками. Что ни говори, а раз в пятилетку даже маньянец афедрон от кресла отрывает, забыв про свое волшебное слово «маньяна». Нельзя не признать.

Он хотел позвать азафату и попросить какой-нибудь крепкой выпивки на опохмел, но вдруг решил погодить. Жить осталось, может быть, часов шесть. Через шесть часов – либо свобода, безмятежное существование в тёплом краю, домишко на берегу океана, стакан рома с утра и молодые латинские девки на сугрев стареющего тела, либо по рогам и в стойло на Хорошёвку…

Погоди, какая там ещё Хорошёвка!.. Он помотал башкой. Не повезут его на Хорошёвку. Если бы Ноговицину было нужно, чтобы его повезли на Хорошёвку, он бы его во Франкфурте не отпустил на все четыре стороны. А он отпустил. Прошептав на прощание имя своего врага заклятого. А ведь найти ему этого вражину, этого Когана Самуила Абрамовича – глядишь, можно будет легализоваться и забыть о своих страхах до конца жизни, а?

Вот ведь зараза, подумал Бурлак, весь вспотев от облегчения. Стоит раз в жизни не выпить, когда как раз выпить-то и хочется, сколько умных мыслей, ядрёна мать, зараз башку твою посетит!.. Вот ведь как нелепо устроена человеческая природа!..

Он помахал рукой, и немедленно к нему прилетела стюардесса в передничке. У стюардессы был такой блядский вид, что, казалось, перебрось её через подлокотник кресла и трахни до хрипа и стона – тебе не только ни одна сволочь не скажет слова неправильного, но, напротив, вся «Люфтганза» будет тебя до самой смерти возить бесплатно в любую точку мирового сообщества, да ещё этим гордиться. Бурлак стюардессу трахать не стал – заказал ей крепкий кофе и тройной коньяк.

Никто не ждал его в аэропорту Сан-Хосе. Не имевший багажа Бурлак беспрепятственно миновал паспортный контроль и выполз в роскошный белый город, полный соблазнов и космополитического сброда, слетающегося в этот романтический мегаполис как стая чёрных мух на кучу красивого говна.

Владимир Николаевич не пожалел сотни долларов для того, чтобы провериться на предмет хвоста. Сменив несколько такси, он в конце концов добрался до тихой улочки Астинио, где давно уже присмотрел для оперативных нужд недорогой, но обставленный с крикливой роскошью отельчик «Ла Крус», снял там номер с кондиционером, принял душ, рухнул на широкую кровать и заснул, наконец, настоящим человеческим сном.

Спал он долго, в общей сложности, почти сутки. Просыпался, зажигал в запахнутом шторами полумраке разноцветный глаз телевизора и снова задрёмывал, а телевизор, пролопотав нечто невразумительное, сам собою выключался. Что ни говори, а в его возрасте мотаться взад-вперед над Атлантикой, принимая на грудь лошадиные дозы разнокалиберной хани, да ещё поминутно нервничая то от предчувствия беды, то от невероятной неожиданной удачи – дело нешуточное.