Stalingrad, станция метро - Виктория Платова

В борьбе со стройняшками за место под дизайнерским солнцем победы ей не видать, справедливо рассудила Елизавета. И повернула оглобли в сторону ближайшего летнего кафе. Демонстративно усевшись спиной к помпезному куполу Мухи и заказав чайник с каркадэ и кусок торта, она принялась размышлять о своих перспективах.

Итак, высшее образование делает ей ручкой, но жизнь на этом не заканчивается. Можно устроиться кондуктором в общественном транспорте (трамвай подойдет как нельзя лучше). Курьером в типографии с бесплатным проездным на все тот же трамвай, в котором она собирается работать кондуктором (проверять билеты у самой себя — в этом есть что-то экзистенциальное). Смотрителем собачьего приюта (животные не в пример добрее людей). Можно влиться в стройные ряды распространителей биологически активных добавок и косметики «Мэри Кэй». Нет-нет, последнее отпадает, чтобы стать распространителем, нужно обладать даром убеждения и той особенной легкостью характера, что позволяет хватать за полы и выкручивать руки совершенно незнакомым людям. Кажется, это называется «коммуникабельность», а как раз ее Елизавета лишена напрочь. Есть еще один неслабый вариант — укрыться за стенами православного монастыря, принять постриг и сделать карьеру в качестве монахини с последующим причислением к лику святых. Все просто и ясно: четки, клобук, ряса, скрывающая недостатки фигуры; Великий Пост и остальные посты, всенощные, причастия, Божественная Литургия, крашение яиц на Пасху, пение псалмов — и так до окончания земного пути. Единственное «но» — Елизавета не особенно религиозна. И легкомысленно склоняется к буддизму как к религии, предполагающей возможность реинкарнации. Поскорей бы реинкарнироваться в Кэтрин Зэту-Джонс, мечтательно закатила глаза Елизавета и занесла ложку над тортом.

— Вы позволите? — неожиданно раздалось прямо у нее над ухом.

Несмотря на утренний час, в кафе было довольно много народу — сказывалась-таки близость к историческому центру вообще и к Мухе в частности. За столиком справа сидели два бритоголовых типа, синхронно выпрыгнувшие прямиком из криминогенных девяностых. За столиком слева — три мухинские стройняшки-клона, отличавшиеся друг от друга лишь цветом волос и деталями туалета. Чуть поодаль расположилась небольшая компания Елизаветиных ровесников; судя по лицам, прикиду, вызывающему смеху и отчаянной жестикуляции, их образ жизни резко отличался от образа жизни Елизаветы. И наверняка включал в себя посещение ночных клубов, употребление легких наркотиков, зависание на данс-пати и прочие мерзости и излишества, о которых можно только мечтать. Имелись в наличии также влюбленная парочка, увесистая гроздь туристов из Европы и один китаец. В руках китайца были зажаты карта и путеводитель по Санкт-Петербургу, а физиономия выражала такое страдание, что становилось ясно: китаец на свою беду откололся от родного китайского монолита (состоящего как минимум из ста китайцев) и совершенно не знает, как вести себя вдали от коллектива.

— …Так вы позволите? Я вас не стесню, детка.

Голос, повторно прозвучавший над Елизаветой, принадлежал старухе. Длинное, неопределенного цвета платье, кацавейка с вылезшим мехом, поникшая бумажная хризантема на правом плече и нитка дешевых стеклянных бус — все это соответствовало расхожим общественным представлениям о благородной бедности. Картину дополняли облупленный лаковый ридикюль и полуботинки времен столыпинской аграрной реформы.

— Присаживайтесь, пожалуйста, — учтиво откликнулась на старушечью просьбу Елизавета, хотя наслаждаться тортом и строить планы на будущее в обществе старой карги никоим образом не входило в ее планы.

Вот так всегда — она вечно оказывается крайней. Молча терпит неудобства, вместо того чтобы не допускать их вовсе. И не только терпит — придумывает им всяческие оправдания. Еще бы, куда деваться пожилому человеку, если все места заняты? Припасть к двум уголовным бугаям? Внедриться в компанию наркоманов и свингеров? Поддержать беседу стройняшек о вредоносном воздействии на кожу ультрафиолета? О деморализованном китайце и влюбленной парочке речи нет — остается одна Елизавета.

Все верно, — если не учитывать наличие трех абсолютно свободных столиков.

И чего ей только надо, грымзе?

Поговорить.

Это стало понятно, как только старуха поставила на стол чашку с кофе и принялась беззастенчиво пялиться на Елизавету.

— Нуте-с, как поживаете, дорогая моя девочка? — спросила она.

Не твое собачье дело, как я поживаю, мысленно огрызнулась про себя Елизавета, но вслух сказала:

— Хорошо. Я поживаю хорошо. А вы?

— Вас это действительно интересует?

— Конечно. Я люблю людей и всегда живо интересуюсь, как они поживают, — выдав на-гора чудовищную ложь, Елизавета с почтением воззрилась на старуху.

— А знаете, я так и поняла. Как вас увидела — сразу подумала про себя: вот чудное созданье! И лицо у вас доброе, лучистое. Сейчас таких лиц почти не встретишь. И вдвойне радостно, что вы совсем юная… Молодежь сейчас отвратительная, наглая, циничная — совсем не та, что была раньше…

— Молодежь — она разная, поверьте.

— Но по большей части — неприятная. Вкусное пирожное?

Резкий переход от молодежи к кондитерским изделиям удивил Елизавету:

— Это не пирожное, это торт. «Наполеон». Я еще не пробовала.

— «Наполеон», чудо! Я его тоже не пробовала — лет двадцать как. С трудом на хлебушек наскребаю… Вот вы спросили — как я поживаю. Плохо, очень плохо. Какая может быть жизнь у пенсионера? Хоть бы сдохнуть скорее, чтобы закончилось это безобразие!..

Сдохни, кто мешает, опять же мысленно произнесла Елизавета и переключилась на думы о китайце. Лучшее в нем, как и в остальном миллиарде его соотечественников, — внешность, которую не сыдентифицируешь даже под дулом пистолета. Достоверно известно, что у китайцев есть глаза (узкие), нос (плоский), волосы (черные), губы (вполне обычные). Кожа у китайцев отдает желтизной, и знающие люди (антропологи, писатели и те, кто с ними спал) утверждают, что на теле — в отличие от головы — у них почти нет волос. Замени одного китайца другим — европеец и не обнаружит подмены. Все те же знающие люди утверждают, что китайцы так же не в состоянии отличить одного европейца от другого. Если это правда, то и несчастному китайцу не разобраться, кто перед ним — Елизавета Гейнзе или Кэтрин Зэта-Джонс. Следовательно — Елизавета и есть Кэтрин в глазах китайца. А кто из мужчин в здравом уме и трезвой памяти откажется от красотки Кэтрин?

Никто.

Вот и получается, что китаец легко, как дважды два, мог бы увлечься Елизаветой. А сама Елизавета — в состоянии ли она полюбить китайца?

Все может быть.

Она не расистка и даже знает наизусть кое-что из пейзажной лирики Ли Бо. На последний день рождения Пирог с Шалимаром презентовали ей целебные магические шары Баодинг — чтобы развивать кисти рук и не только. На шары налеплены традиционные китайские символы «Инь-ян». Традиционным драконам Елизавета обрадовалась бы больше, но дареному коню в зубы не смотрят. Несмотря на навязчивый «Инь-ян», держать шары в руке приятно. А вот вертеть их (хоть по часовой стрелке, хоть против) — получается не очень. Очевидно, это умение приходит после многократных изнурительных тренировок. А изнурять себя Елизавета не способна в принципе. Так что, покрутив шары ровно пять минут, она сунула подарок в ящик комода, где уже лежали два маленьких ручных эспандера, свернутая скакалка и пятикилограммовая гантель — и больше не доставала.