Амрита - Банана Есимото

– Может, в него вселился чертик – экстрасенс? Может, он просто ответы угадывает?

– Не спрашивай меня, деточка. У меня интуиции вообще никакой. Даже в тот день, когда твой отец умер, я ничего не почувствовала. А ты?

– И я не почувствовала…

– С чего бы тогда Ёшио быть экстрасенсом?

– Да… Непонятно.

Либо из глубин безбрежного моря ДНК всплыло на поверхность единственно возможное сочетание молекул, либо этот феномен породили нейронные связи в мозгу моего маленького брата.

– Ой, чуть не забыла. Тебе звонила какая-то женщина. Сасаки-сан.

Я не знала, как мама отреагирует на это сообщение. С одной стороны, она иногда прислушивается к советам малознакомых людей и, может быть, на этот раз будет не против сходить проконсультироваться у врача. Но лучше бы она была против. Кому это нужно – тащить несчастного мальчишку черт знает куда… К счастью мама, выслушав мой рассказ, очень мило склонила голову набок, изогнула бровь дугой и рассмеялась:

– И что это с ними со всеми? Что это они вдруг озаботились судьбой мальчика, которого в глаза не видели? Не говоря уж о том, что они и меня-то в лицо не знают.

Мамина довольно странная логика была мне понятна.

– Делать им нечего?… – С этими словами мама поднялась со стула и отправилась в свою комнату переодеваться.

Не знаю почему, но я почувствовала, что все будет в порядке, и успокоилась.

И в этот момент я вспомнила очередной эпизод из прошлого.

Я вспомнила, как вместе с двумя подружками (с той, которая «теперь не расстраивается, когда начальник ее ругает», и еще одной) поехала в Гонконг.

Стоило нам оказаться за границей, как моя нервная до дрожи в руках подружка, которая в Японии постоянно пребывала в напряжении, вдруг успокоилась. Казалось, здесь она чувствовала себя как рыба в воде. Мы вдвоем с другой подружкой просто нарадоваться на нее не могли.

В нашем роскошнейшем гостиничном номере были три мягчайшие кровати, а из окна открывался ночной вид. Третья подружка, сидя за круглым столиком, пила холодное пиво. А мы только что вышли из ванной и теперь валялись на одной из кроватей в махровых халатах.

Наверное, только я и та, третья, поехавшая с нами в Гонконг, были единственными, кто понимал эту странную девочку. Мы так ее любили!

Мы болтали, болтали и не могли остановиться: о планах на завтра, о мальчиках, о том о сем и прочих глупостях, как вдруг она неожиданно обняла меня крепко – крепко и сказала:

– Любимая моя мамочка!

У меня словно комок в горле застрял. Я оттолкнула ее – несильно, в шутку, – и засмеялась, давая волю чувствам. Смех был спасением, потому что, если бы эти чувства остались во мне, я не знаю, что бы со мной стало. Не знаю, что бы я сделала с ней, наверное, что-то такое, о чем даже невозможно сказать словами, – что-то, что ни в коем случае нельзя делать… Я любила ее, сердилась на нее, хотела ее защитить…

Если бы я была мужчиной, если бы я была способна на то, на что способны только мужчины, я бы обняла ее в ответ… Если бы я была беременной, я бы нежно положила руки на свой необъятный живот, чтобы почувствовать движение… Вихрь чувств закружил меня, захлестнул в то мгновение, В ту мимолетную секундочку, когда она прижалась всем телом ко мне.

Думаю, что, если бы на моем месте оказалась наша третья подружка, она чувствовала бы то же самое, что и я.

Воспоминание было таким живым и ярким, что я чуть не расплакалась…

Все вокруг заливал живой яркий – до боли в глазах – свет.

Наверху синело небо.

Синева была такой густой и осязаемой, что казалась сделанной из какого-то твердого материала. Стекло?

Я стояла посреди леса и смотрела в эту синеву. Вокруг меня теснились невысокие, в мой рост, деревца. Если присмотреться, среди тонких листочков можно было разглядеть крупные круглые ягоды. Одни были зелеными, другие розовыми, третьи красными и самые спелые – черными. Я сорвала черный шарик и попробовала его на вкус. Запах у шарика был сладким. Вкус – кислым. Я знала, что он окажется кислым. «Как же эта штука называется?» – подумала я.

Мне так и не удалось вспомнить название.

Солнце, ослепляя, светило все ярче и ярче. Потом подул ветер.

Влажный, прохладный, он примчался неизвестно откуда и нежно погладил мою кожу.

Я закрыла глаза.

На веках изнутри остался четкий отпечаток: разительный контраст густой небесной синевы и круглых разноцветных плодов. Как будто я продолжала видеть с закрытыми глазами.

Ах, какая красота.

Ах, какая прохлада.

Просто стоять посреди этого идеального пейзажа с закрытыми глазами и наслаждаться – это была невиданная роскошь.

Вдруг раздался скрежещущий звук. Он приближался откуда-то сбоку. Я открыла глаза – обступившие меня деревца трепетали.

В этот миг я проснулась.

То, что это был сон, поняла не сразу.

Сердце бешено колотилось – я все еще ждала, что скрежещущее нечто вот-вот появится в поле зрения. Грудь помнила нежные прикосновения прохладного ветерка.

Должно быть, именно поэтому пробуждение было наполнено свежестью.

Когда я спустилась на первый этаж, мамина подруга Джюнко стояла на пороге. Она уходила на работу.

– Доброе утро, – сказала я.

– Доброе, – улыбнувшись, ответила Джюнко. – В холодильнике салат и гренки.

– Сегодня ваша очередь готовить завтрак?

– Это не я. Это твоя мама приготовила

– А мама дома?

– Она уехала. Сказала, что на Гинзу, пройтись по магазинам.

– Вот как…

Я пошла на кухню, села на стул и, взяв в руки пульт, нажала на красную кнопку. Телевизор заработал. Джюнко, махнув рукавом кимоно, вышла, но через секунду вернулась.

– Да, забыла сказать. Ёшио еще спит. Он не пошел сегодня в школу. Ты с ним поговори потом, ладно?

В последние дни братец все время спит. Он не ходит в школу, сидит дома. В нем как будто что-то сломалось… Меня уже давно не покидает ощущение, что в нашей семье все как-то не так. Вот и брат, должно быть, тоже чувствует нечто подобное, отчего в нем самом происходят изменения, пока трудно поддающиеся определению.

– Он немного странный стал, правда? – сказала я.

– Ну, в общем… Все так сложно, я даже не знаю. У меня ведь нет сына. А дети, они, чем старше становятся – тем больше с ними проблем. Наверное, такое в любой семье может случиться…

– Ну да, ну да. Дети растут, и проблемы растут вместе с ними – это вполне закономерно, – сказала я.