90 миль до рая - Владимир Ераносян

Люди перетаскивали баулы с вещами, несмело ступая по ржавому трапу, еле слышно, с оглядкой браня самоуверенного командора. Они наспех прощались с немногочисленными родственниками, глаза которых то и дело увлажняли не подконтрольные разуму слезы.

Черный гриф-индейка, известный поедатель падали, теперь кружил над баркасом не один, созвав целую стаю красноголовых собратьев. Растопырив жидкие крылья, они то пикировали к прибрежным скалам, то взмывали ввысь. Непостижимая траектория их полетов была сродни хаосу, царящему в настроениях беженцев. Мечущихся птиц, не способных определиться с нужной высотой, кое-кто из провожавших посчитал предвестницами беды.

У одной из молодых женщин по имени Арианна, отважившейся отправиться в рискованное плавание с пятилетней дочуркой, сдали нервы. Легкая перебранка с Ласаро дала ей понять, что вытребовать свою тысячу, уплаченную в качестве предоплаты за перевоз, она не сможет ни при каких обстоятельствах, так как деньги якобы уже израсходованы на подготовку экспедиции. Тогда она всучила свое дитя провожавшей матери и, демонстрируя свое пренебрежение то ли к Ласаро, то ли к риску, который теперь грозил только ей, понесла последний узелок на посудину с сомнительной живучестью. Накопить такую сумму еще раз для нее было практически нереально, поэтому иного выхода, на ее взгляд, не оставалось. Переправку своей малышки Эстефани и престарелой мамы она задумала организовать потом… Когда встанет на ноги в США.

– Мам, а почему папа с нами не поехал? – хлопал карими глазенками Элиансито.

– Тебе не надоело трепаться о своем папаше?! – резко оборвал его Ласаро, уже заведенный препирательством с «сумасшедшей» Арианной. – Ты и так болтаешься с ним целыми днями. Пора взрослеть. Завтра ты будешь в Америке, где есть все, о чем ты мечтаешь…

– И большущий Микки-Маус? – Вопрос недоверчивого Элиана Ласаро мысленно занес в разряд примитивных, но все же ответил:

– Микки-Маус – не единственное, что ты там увидишь.

– А новый самокат?

– На нем ты отправишься к Микки-Маусу, – съязвил Ласаро, утомленный глупым допросом мальчишки.

– А игрушечный мачете в кожаном колчане с индейскими узорами и профилем Атуэя?[20]– не отставал привередливый мальчик.

– Зачем тебе игрушечный мачете?! Видишь, у меня есть настоящий. Им можно отрезать твой непослушный язычок, если он не перестанет болтать без дела… – Угроза не выглядела такой уж шуточной, особенно для Элиансито, испугавшегося не столько раздраженного тона маминого знакомого, сколько грозного вида его мачете с массивной рукоятью из розового дерева.

– Тебе обязательно пугать ребенка?! – вступилась мать.

– Не обижайся на него, девочка моя, – как всегда вовремя возникла дымящая сигарой донья Мария Элена. – Это все проклятые дивисас.[21]Они вскружили голову бедному мальчику. Их приходится отрабатывать. Он сейчас так занят, что не очень-то выбирает выражения. Ты должна его понять, милая. Он ведь и ради тебя старается. Прежде всего ради тебя, детка.

– Я хочу к папе… – с надеждой глядя на маму, попросил Элиансито.

– Теперь он твой папа. – Бабка с сигарой во рту, похожая на бабалаву,[22]указала на маминого знакомого.

– Пап не бывает двое. Папа должен быть один! – не согласился ребенок, сжав губы и ища глазками подтверждения своему выводу хотя бы в одобрительной мимике мамы. Но мама почему-то никак не отреагировала на его реплику. Она молчала. – Правда, мама?! – громко прокричал Элиан, теребя ее за рукав.

Элисабет не отвечала сыну, отрешенно наблюдая за последним зашедшим на борт пассажиром, во взгляде которого она прочитала собственные мысли.

Кряхтящего дона Рамона Рафаэля, отца Ласаро, сын и женушка смогли уговорить на переезд лишь путем прямого ультиматума, заверив, что, если он продолжит упрямиться, они отчалят и без него. А как ему, одинокому пожилому человеку, жить потом без родных? Какие-никакие, но они же самые близкие. Останови он этих «путешественников», они бы замучили потом упреками, шантажом и придирками. Проели бы плешь, обвиняя в том, что из-за него они не воплотили в жизнь свою мечту и не добрались до рая на земле.

А кто знает, где он, этот рай? Может, он здесь, на Кубе… Если человек постоянно говорит, что ему живется плохо, Господь может показать ему, как бывает «по-настоящему плохо». А когда человек видит хорошее даже в не очень-то легкой жизни, Бог покажет, что такое «хорошо по-настоящему».

Может, Фидель и вправду пророк, подобный Моисею. Сорок лет с 1959 года он указывал им путь, ограничиваясь пределами одного острова, объясняя, что не надо ничего искать, что они и так в раю. На своем острове, где водятся тысячи уникальных животных и нет ни одного ядовитого. Где священные и величавые деревья сейба растут рядом с огненными цезальпиниями. Где распускается белоснежная марипоза и щебечет крохотная токороро, сине-красно-белое оперение которой подобно кубинскому флагу. Может, спустя сорок лет блуждания по острову их земля сама превратилась в рай, причем превратилась с помощью их собственных натруженных рук, с одинаковым упорством умеющих держать и плуг, и винтовку…

– Ты должен ехать ради сына, – приговаривала Мария Элена, собирая дона Рамона в дальнюю дорогу. – Он здесь пропадет, сгинет в раулевских застенках. А там, в Америке, такие перспективы… Ты нужен своему сыну. Не предавай его.

…Когда вождь первой войны за независимость Кубы Карлос Мануэль де Сеспедес был поставлен испанцами перед выбором – спасти родного сына или предать свой народ, герой предпочел пожертвовать жизнью сына, нежели выкупить ее ценой предательства.

Дон Рамон Рафаэль хорошо знал историю, но не считал себя способным на геройство. Внутренне он казнил себя за малодушие, всем сердцем чувствуя, что совершает ошибку, но, привыкший плыть по течению, он, словно зомби, входил в мутную реку чужих иллюзий, не ведая, куда занесет его это бурное течение.

– Отдай конец! Бросай его мне! – орал Ласаро неуклюжему юноше, который пытался снять канат с кнехта. – Что ж ты такой медлительный… Глуши мотор – трос натянулся! Этот немощный его не снимет…

– Может, задний ход дать? – неуверенно спросил глуховатый Бернардо, добровольно возложивший на себя скромную роль боцмана, но, встав у штурвала, тут же возомнивший себя Магелланом.

– Выруби мотор и отойди от штурвала, дебил! – приказал Ласаро, сопровождая свои требования выразительными жестами.

– А ты уверен, что мы его потом заведем? – усомнился отверженный боцман, однако подчинился вожаку – заглушил двигатель, недовольно спустился с капитанского мостика и угрюмо направился клюку, ведущему в трюм. Чем терпеть оскорбления, лучше пойти проверить наспех сваренную заплату в машинном отделении. На самом деле на этой ржавой посудине времен Батисты, почти такой же дряхлой, как затопленная в этих водах в середине Второй мировой немецкая субмарина, имелась не одна заплата ниже ватерлинии. Но Ласаро и его «боцман» знали только об одной залатанной пробоине.