Золотой жук мисс Бенсон - Рейчел Джойс

На этом Марджери, должно быть, крепко уснула, а когда проснулась, никак не могла понять, где находится. Постель была странно узкой и жесткой и почему-то качалась вверх-вниз, вверх-вниз. Ах да, вспомнила Марджери, я ведь уже на корабле, и ее охватила радость, которая, впрочем, почти сразу сменилась паникой, поскольку она поняла, что в каюте есть кто-то еще. Ну, конечно! Инид Притти. Эта ужасная женщина, которая не способна умолкнуть ни на минуту. Из иллюминатора на Инид падала неширокая полоска голубого света, и Марджери, покрывшись холодным потом, поняла, что ее спутница стоит на коленях перед раскрытым чемоданом и роется в ее, Марджери, вещах.

Да нет, попыталась она уговорить себя, это просто невозможно – но уговаривала она себя только потому, что ей очень не хотелось участвовать в том, что произойдет дальше.

– Миссис Притти!

Инид вздрогнула и захлопнула чемодан.

– Что, Мардж? Я думала, вы спите.

– Что это вы делаете?

– Ничего. Все нормально.

Это совершенно точно была ложь. Все это было абсолютно ненормально. Хотя Марджери уже успела понять, что ошиблась: это был вовсе не ее чемодан. Это был тот самый красный саквояж, который Инид столь тщательно ото всех оберегала. Но дело в том, что Инид явно плакала! Ее глаза от расплывшейся вокруг них туши были похожи на два черных цветка.

– Вы что-то потеряли?

– Спокноч, Мардж. Простите, что разбудила.

Инид высморкалась, снова сунула саквояж под стул, быстро разделась, бросая одежду где попало, и в одной комбинации забралась на верхнюю койку. Минуты через две она уже мирно похрапывала – и, надо сказать, довольно громко.

А вот Марджери больше не удалось уснуть. Теперь ей стало совершенно ясно, что из всех женщин на этой планете Инид Притти – самая неподходящая для роли ее ассистентки и брать ее с собой, конечно, не следовало. Пусть Инид и впрямь не пыталась что-то у нее украсть, но сама мысль о том, что такое возможно, зародила в душе Марджери сомнения, которые все сильней разрастались. Ей уже казалось, что именно кражу Инид и совершила бы, будь у нее хотя бы малейшая возможность. Марджери знала, что примерно через неделю «Орион» сделает свою первую остановку, и решила, что тогда она с Инид и расстанется, а потом подыщет себе другую ассистентку.

Лайнер сильно качнуло. Желудок Марджери вдруг тоже как-то странно качнулся – словно желая оторваться от тела. Она гневно глянула на раковину для умывания, которая, похоже, дразнила ее, раскачиваясь из стороны в сторону. Качалось и зеркало на стене, и светильник. А потом вдруг все ее мысли занял съеденный за обедом бисквит со сливками.

И она догадалась – увы, слишком поздно, – что ее сейчас вырвет.

Это было легко.

Он сел на тот же поезд до Тилбери, что и она, совершенно не понимая, с чего она решила, что может отправиться в Новую Каледонию без него. Затем он довольно долго болтался на причале возле лайнера «Орион», высматривая кого-нибудь подходящего. И в итоге приметил какого-то стюарда, который помог мальчику поймать воздушный шарик, а потом направился по своим делам. В этот-то момент Мундик и подошел к стюарду. Объяснив, что его мать всегда мечтала совершить круиз на таком лайнере, он спросил, нельзя ли ему просто взглянуть? Стюард ответил, что это запрещено, тем более вот-вот начнется посадка. Мундик помолчал и со вздохом заметил, что желтый – это любимый цвет его мамы. У нее на похоронах были желтые цветы. Она так любила все желтое.

Стюард тоже помолчал и сказал: ладно, только очень быстро.

Он показал Мундику каюты первого класса. С настоящими кроватями, настоящими окнами и деревянными панелями на стенах, которые молодые матросы полировали тряпками с таким усердием, словно это была их главная цель в жизни. Но как только они подошли к трапу, стюард сказал: «Боюсь, сэр, я больше не смогу уделить вам время. Впрочем, вы наверняка и так уже поняли, какое это прекрасное судно!» И он повел Мундика к выходу. По дороге Мундик «нечаянно» задел локтем вазу с цветами. Ваза грохнулась на пол, залив все вокруг водой. Стюард остановился и кликнул на помощь уборщиков. Те, побросав свои тряпки, срочно вооружились швабрами, а Мундик под шумок ускользнул и затаился в туалете. Через некоторое время, услышав, что пассажиры начали подниматься на борт, он вышел и присоединился к толпе, с невероятным шумом, похожим на грохот морского прибоя, заполнявшей палубы. Мундик то и дело шарахался и выжидал в укромном уголке, опасаясь, что кто-нибудь подойдет к нему слишком близко.

Все это страшно действовало ему на нервы. Его раздражали эти люди, то и дело в полный голос окликавшие друг друга, исполненные невероятного энтузиазма, смеявшиеся без причины и, видимо, решившие, что мир вокруг вдруг стал необъяснимо хорош. Мундик даже уши ладонями накрыл, чтобы не слышать этого веселого шума.

В итоге ему удалось спуститься в трюм, и он, отыскав дверь с надписью «Входа нет», открыл ее и вошел. Там явно было машинное отделение: сплошные механизмы и сильный запах масла. Мундик заполз под кусок брезента, валявшийся в углу, и ему там неожиданно понравилось: темно и очень тепло. Но потом, заметив рядом бухту каната, он весь затрясся и взмок: ему показалось, что это клубок змей. Его даже вырвало, хотя он уже понял, что это всего лишь толстая веревка. Немного успокоившись, он стал уговаривать себя, что нужно немного поспать, что это вовсе не змеи, что это просто веревка. Просто веревка.

К тому времени, как Мундика освободили из лагеря для военнопленных, он уже и сам себя толком не узнавал. Настолько привык, что вокруг одинаковые лица, иссушенные голодом и болезнями, и одинаковые тела, похожие на скелеты с отчетливо выступающими ребрами и отвисшей кожей, покрытой шрамами от побоев; но в глубине души ему все-таки не верилось, что и сам он выглядит так же плохо. Он был очень болен тогда и едва помнил, как они плыли домой. Предполагалось, что в Ливерпуле их как ветеранов войны будет приветствовать мэр и они сойдут на землю под звуки духового оркестра, однако мэр так и не приехал. Кое-кто из бывших соседей Мундика по блоку собирался сменить имя и начать новую жизнь. Некоторые даже хотели эмигрировать в Австралию. А что, черт побери! Ведь они теперь свободные люди и могут делать все, что угодно! Пусть, думал Мундик. Ему хотелось лишь одного: больше никогда в жизни никого из них не видеть.

А в трюме ему понравилось. Здесь, в самом брюхе судна, под куском старого вонючего брезента его уж точно никто не смог бы найти. Паспорт он всегда носил с собой, так что в этом отношении беспокоиться было не о чем. А еще у него имелась ее карта, на которой она собственной рукой поставила крестик, обозначив заветное место. При нем был также его блокнот, карандаш, рекламная брошюрка с «Ориона» и наклейка с ее банки из-под консервированного супа.

И он, похоже, собрался следовать за ней прямиком в Новую Каледонию.

– Инид, помогите! Скорей! Ведро!