За чертой милосердия. Цена человеку - Дмитрий Яковлевич Гусаров

и все впустую. «Наверно, зубы щука меняет», — с огорчением подумал Чуткин. Ему и очень хотелось, чтоб комбригу, наконец, повезло, и в то же время каждый безуспешный заброс давал какое-то облегчение его ревнивому рыбацкому чувству. Вот ведь не у одного меня пусто, даже комбриг с блесной ничего еще не поймал…

Вася, наверное, и еще стоял бы, наблюдая за стараниями Григорьева, но тот решил перейти на другое место, смотал на банку всю лесу, наклонился к земле и поднял насаженную на прут большую желтобрюхую щуку. Было в ней килограмма полтора, а то и два. В разинутую застывшую пасть, наверное, вошел бы Васин кулак.

Григорьев, обходя по воде ивовые заросли, направился в сторону лагеря, а Вася, устыдившись и своих недавних дум, и своего безделья, побежал дальше.

Свободного мыска так и не нашлось. До конца озера оставалось метров двести, не больше. Уже виднелась рыжеватая болотистая пойма, посреди которой петляла речка, уходящая куда-то к югу.

Пришлось спускаться к воде и устраиваться рядом с тремя рыбаками из отряда «Боевые друзья». Вася уже был готов и к ругани из-за места, но, вопреки ожиданиям, все обошлось тихо. Покоситься-то на него покосились, но никто и слова не сказал. Более того, один из рыбаков с пистолетом у пояса (командир взвода, кажется!) даже перезабросил свою удочку, уступая Васе место.

Это было то, что Вася искал. Сизая скала прямо у ног уступами уходила в глубину, бесчисленные мальки, только что проросшие из икринок, подвижной паутиной покрывали всю поверхность воды, а чуть глубже изредка поблескивала чешуей более крупная рыба.

Сдерживая волнение, Вася установил самый глубокий спуск, неторопливо разорвал червя пополам, насадил, хотел привычно поплевать, но раздумал и сделал первый заброс. Леса в глубину так и не ушла: поплавок сразу же задержался и побежал по поверхности куда-то в сторону.

Вася подсек и медленно потянул вверх удилище. Небольшая плотица трепыхалась на крючке, распугивая мальков. Это была неудача: от червя остались жалкие ошметья — плотва, как известно, не заглатывает, а лихорадочно обкусывает наживку. Такая же участь постигла и вторую часть червя.

Тут уж Вася не выдержал, громко и смачно выругался. Сосед с пистолетом понимающе усмехнулся и предложил свою насадку — окуневый глаз.

— Нет уж, я до них, сволочей, доберусь, — пообещал Вася, хотя сам еще не знал, до кого и как он намерен добираться.

— Дымом вроде, товарищ комвзвода, пахнет, — вдруг сказал один из рыбаков, втягивая носом воздух.

Все оглянулись вправо, влево. Костров нигде не было. Лишь над ближайшим мыском плавал, словно от папиросы, тонкий синеватый дымок.

— Присмотри за моей удочкой! — неизвестно кому приказал комвзвода и направился туда.

Вася сразу почувствовал себя свободней. Отрезал плотице хвост, насадил его так, чтобы весь крючок упрятать под рыбью кожу, и забросил. Теперь можно и закурить. Закрепив удилище в трещине скалы, Вася сел рядом и принялся сворачивать «козью ножку». Соседи, как заведенные, таскали окуней — одного за другим, одного за другим. Окушок шел мерный, граммов по пятьдесят, лишь изредка попадался покрупнее, и тогда они вполголоса нахваливали друг друга. Валили улов в общую кучу, и Вася подумал: как же они будут отчитываться перед комбригом? Если уж соревнование устроили, то надо соблюдать правила…

Васин поплавок стоял мертво и неподвижно, словно бакен на краю фарватера. Синяя стрекозка облюбовала его для каких-то своих надобностей. Она то усаживалась на него, то почему-то взлетала и начинала снова пристраиваться.

Вася терпеливо ждал, больше наблюдая за соседями, чем за своей удочкой. Те еще прибавили в скорости — не успеваешь отсчитать и до тридцати, как на берег летит очередной окунь. «Во-о дают ребята! Наловчились! Как ложкой из котелка черпают!»

Вася хотел уже вслух присоединиться к их взаимным подхваливаниям, как один из рыбаков сердито проронил:

— Эй, «мститель»! Чего ворон ловишь, клюет у тебя!

— Вижу, — привычно отозвался Вася, хотя сам ничего не видел, да и видеть не мог — поплавка на воде не было, а леса от конца удилища, разрезая воду, уходила куда-то в сторону.

Вася вскочил, осторожно взял удилище в руку.

— Тяни, чего зеваешь! — вполголоса надрывался сосед. Он сделал попытку помочь Васе, потянулся к его удилищу рукой, но в это время поплавок медленно и ровно начал всплывать к поверхности. Вот он показался над водой, застыл и даже вновь появившаяся стрекозка затрепетала над ним.

— Раззява ты, а не рыбак! — с презрением посмотрел на Чуткина сосед. — Такую рыбину упустил… Большая, наверное, как думаешь, Лешка? — обратился он к своему товарищу.

— Кто знает, может, и большая, — безразлично отозвался тот.

Вася в душе ликовал: сейчас-то он отплатит этому жадному верзиле за «раззяву». Уж он-то знал, что и окунь у него был большой и что никуда он не мог деться. Здесь он, голубчик, здесь где-то… Если не украл наживку, то обязательно снова возьмет.

И верно: поплавок слабо дрогнул и медленно пошел в сторону и на погружение. Вот он скрылся под водой, но еще виден. Вот он, описав полукруг, пошел в другую сторону… Конец удилища уже подрагивал, изгибался к воде, а Вася все еще считал про себя: «…восемь, девять, десять… пора!»

Он слегка поддернул удилище и сразу почувствовал, что рыба взялась накрепко. Гибкое рябиновое удилище выгнулось дугой и дрожало в руке, натянутая струной леска из стороны в сторону резала воду. Васе не терпелось поскорей вытащить добычу на берег, чтоб заткнуть рот этому верзиле. Он, вероятно, и поступил бы так, если бы сбоку не слышалось опять надсадное шипение:

— Тащи, да тащи ты, дьявол… Упустишь опять!

Злость придала ему выдержки. Возможно, это и спасло от беды. Дерни он посильнее, и леса могла оборваться. Вася медленно, едва заметно для постороннего глаза, подтягивал лесу, а окунь продолжал рваться из стороны в сторону. Вдруг он кинулся прямо к берегу, леса ослабла и даже провисла. Вася сделал два шага назад и снова напружинил удочку… Окунь, постепенно затихая, все медленнее и послушнее ходил в двух метрах от берега, поднимаясь к самой поверхности.

Наконец Вася решился и чуть ли не волоком втащил его на скалу, потом быстро рукой отбросил трепыхавшуюся рыбу подальше от воды.

Да, окунь был поистине на зависть соседям: выпученные очумелые глаза были размером со шляпку винтовочного патрона, а весь он, полосатый, ощерившийся, с горбом на спине, походил на какое-то чудо-юдо…

Пока Чуткин вырезал прут и продевал его под перламутровые, окостенелые крылья окуневых жабер, подошел расстроенный командир взвода.

— Что там? — поинтересовался верзила.

— А ну их… — махнул рукой