Крестоносец. За Гроб Господень - Пол Догерти

— Обещаю тебе сестра, — улыбнулся он. — Обещаю все рассказать, но не сейчас. У нас и так масса проблем. Моя расправа с четырьмя преступниками явно не понравилась присутствующим.

— Как и совершенное ими преступление, — парировала Элеонора.

Она пристально посмотрела на брата. Его небритое лицо посуровело и стало более решительным. Элеонора почувствовала сильное желание рассказать ему о Фулькере, но все же решила подождать. Да, они все шли на Иерусалим, но Гуго и в некоторой степени Готфрид, Альберик и Норберт совершали свой собственный Крестовый поход. Она была уверена, что это не плод ее фантазии, но пока решила смириться со скрытностью брата.

Они вернулись в лагерь, который уже гудел как улей. Гнев, вызванный нападением греков и последующей казнью виновных, быстро улетучивался по мере того, как крестоносцам раздавали еду и вино. После вечерней молитвы Элеонора, Гуго, Готфрид, Альберик и Норберт присоединились к предводителям других отрядов, собравшимся в большом открытом шатре, освещенном факелами на шестах. Виконт и его помощники стояли на возвышении и горячо спорили о том, что же делать дальше. Они выкрикивали аргументы и контраргументы, а съеденная пища и выпитое вино лишь добавляли запальчивости и без того резким суждениям. Многие заявляли, что граф Раймунд не должен был их покидать. Некоторые изъявили желание вернуться домой. Элеонора почувствовала себя уставшей и больной. Извинившись, она вернулась к повозке, над которой Имогена с помощью соседей уже успела натянуть шатер. По полю недавней битвы за кольцом повозок то тут, то там двигались факелы. Это были любители дармовой поживы и искатели чужого добра. Звеня доспехами и скрипя кожей, вооруженные охранники патрулировали лагерь. Элеонора хотела было улечься спать, но вдруг вспомнила про Фулькера. Достав из укромного места две сумы, она вытряхнула их нехитрое содержимое: кинжал, несколько гвоздей, медаль, серебряные монеты и башмак на толстой подошве. Кожаный верх башмака был слегка надорван, и Элеонора, засунув пальцы внутрь, вытащила оттуда аккуратно сложенный кусочек гладкого пергамента. Она расправила его; он был больше, чем казался вначале. Пергамент наилучшего из всех сортов, которые только можно было раздобыть в канцеляриях или скрипториях, был слегка промаслен. При тусклом свете она смогла разобрать чертеж, похожий на карту, а над ним — четкие буквы.

«Под этим камнем, — перевела она, — увидишь священные сокровища и лик Господа нашего». Элеонора приблизила фонарь к пергаменту. Рисунок ничего ей не говорил, как, впрочем, и надпись. Она села, сложила пергамент и спрятала его за обшлаг рукава. Вероятно, Фулькеру это показалось очень важным; так, очевидно, считала и Анстрита. Не этот ли чертеж разыскивал загадочный всадник? Анстрита побывала раньше в Утремере; там побывали также Норберт и Альберик. Может, они нашли там нечто драгоценное? Элеонора закрыла глаза. Ей припомнился список реликвий, составленный ее братом, а также кое-что еще: Гуго и Готфрид часто декламировали поэму, которую они так ревностно перечитывали. Надпись на манускрипте Анстриты живо напомнила Элеоноре стихи из «Песни о походе Карла Великого в Иерусалим», в которых говорилось о лике Христа. Какую же тайну хранили «Бедные братья»? И Анстрита, и Фулькер умерли насильственной смертью, как и староста Роберт. Была ли случайной смерть последнего? И не стал ли теперь тот загадочный всадник членом их отряда? Они так ни разу и не обговаривали подробно смерть старосты. Ясное дело, он был любитель выпить, но как он умудрился утонуть в довольно мелком ручье? Может, он что-то знал? Может, его подкараулили на улице и убили?

Послышались чьи-то шаги, и кто-то позвал ее. Не вставая, Элеонора подползла к выходу и отодвинула полог шатра. Перед ней на корточках сидел Гуго.

— Сестра, — улыбнулся он. — Принято решение. Завтра мы, предводители «Бедных братьев», отбываем в Константинополь для срочного совещания с господином Раймундом.

In quo cessabit mulicrum amor el desiderium[10].

Святой Колумба. Dies irae

Элеонора де Пейен из Компьена, что в графстве Шампань, участница Крестового похода, сестра Гуго и вдова Одо де Ферневаля, всегда свято верила в то, что по красоте своей Константинополь сравним с божественным Иерусалимом, несмотря на то что в этом большом городе возле континентального моря плелись интриги, совершались предательства и замышлялись убийства. Элеонора и ее попутчики прибыли в Константинополь накануне Дня святого евангелиста Марка. Их проводник Теодор описывал город как треугольник, с двух сторон огражденный морем и защищенный огромными двойными стенами. В Константинополь они въехали через Золотые ворота, представлявшие собой высоченные тройные двери из бронзы в стене из белого кирпича с красной черепицей наверху. А на стене были воздвигнуты две огромные золотые статуи Победы и четыре гигантских слона, изготовленных из того же драгоценного металла.

«Бедные братья» встретились с графом Раймундом в роскошном особняке императора Алексия Комнина, который он предоставил предводителю провансальцев. Особняк находился рядом с широкой дорогой, ведущей к Золотым воротам. Граф принял их хорошо. Известие о нападении греков привело его в бешенство, однако он всячески хвалил Гуго за его решительные действия по улаживанию конфликта. Он был очень обеспокоен течением переговоров, которые он вел с другими предводителями крестоносцев, а также с императорским двором. Раймунд настоял на том, чтобы гости отдохнули, пока суд да дело. Они искупались, надели свежее свободное платье, поели хлеба с запеченными в нем фруктами, свежей молодой баранины, обжаренной в специях, и выпили вина, которое когда-то, как утверждал Теодор, услаждало вкус Александра Македонского и его полководцев.

В последующие дни Теодор проявил себя знающим, вежливым и расторопным гидом. Он показал гостям достопримечательности города. Теодор провел их по мраморным ступенькам в величественные дворцы, охраняемые варягами — северными воинами, одетыми в пурпурные костюмы с позолоченными оборками. На их головах были украшенные перьями шлемы, а в руках они держали двойные топоры, которые отличали их как «бессмертных» — телохранителей императора Алексия. Мимо них торопливо семенили слуги в вышитых серебром комнатных туфлях, спеша выполнить волю басилевса, помазанника Божьего, христолюбивого императора. Элеонора с товарищами походила также по городским стенам высотой тридцать футов и общей длиной около семнадцати миль; с вершины Золотых ворот они смотрели на вереницы повозок и караваны верблюдов и ослов, везущих в столицу империи товары со всех ее уголков.

Они побывали в бухтах и на пристанях залива Золотой Рог, где рыбацкие шаланды с треугольными парусами бороздили светло-голубые, искрящиеся на солнце воды, минуя галеры имперского флота с их длинными рядами весел и массивными головами драконов, из которых, как им сообщил Теодор, изрыгались потоки загадочного «греческого огня». Наслаждаясь вечерней прохладой, они гуляли по улицам, всегда в сопровождении наемников, которые обеспечивали безопасность франков и следили, чтобы они не ходили туда, куда им ходить не следовало. Город представлял собой разительный контраст тем пыльным, продуваемым всеми ветрами дорогам, усеянным валунами долинам и густым лесам, которые им довелось видеть во время похода… На шумных городских базарах бородатые продавцы с цепкими взглядами что-то кричали им на множестве непонятных языков, предлагая камфорное масло, кунжут, шелка из Китая, пряности, сандаловое дерево, а также вышитые ткани. В харчевнях с открытым фасадом продавали медовые пряники, грецкие орехи, мороженые ягоды и хиосское вино в кубках. Потом они гуляли в императорских садах, где цвели багряники и вились толстые и пышные дикие лозы. По каналам, пересекавшим эти райские кущи, плыли прогулочные баржи и императорские галеры, сверкающие своими яркими вымпелами. Элеоноре еще не раз придется вспомнить эту роскошь и изобилие, когда через некоторое время всех их поглотит водоворот войны, болезней и голода. Как и прежде, она не собиралась отказываться от своего намерения разузнать, какие скрытые желания хранили в своих сердцах члены их отряда. Элеонора стала намекать об этом Гуго при каждой возможности, хотя такая возможность выпадала нечасто. Дело в том, что граф Раймунд возлагал на ее брата большие надежды, особенно в том, что касалось переговоров с другими руководителями похода об организации совета предводителей, учреждении общего фонда и распределении провизии.