Жаркие ночи - Натали Митчелл

Я вдруг ощутила себя деревом, сквозь которое текут земные соки, наполняя его жизнью, и из этой жизни уже готовы проклюнуться почки, уже набухшие наслаждением. По всему телу забегали мурашки, мне показалось, что даже волосы зашевелились от их движения и с готовностью затвердели соски, которых Кевин так и не коснулся в море. Он мог бы сделать это как бы нечаянно, я, естественно, и слова не сказала бы, но ему не пришло это в голову. Или он так хорошо владел собой?

Он и сейчас совершенно спокойно рассказывал, продолжая перебирать мои пальцы:

— Ты не поверишь, но для таких петухов даже выпускают специальные тренажеры! Беговые дорожки, как для людей. На них даже скорость регулируется. Стоят по двести двадцать долларов, это для тайцев немало.

— Для меня тоже, — выдохнула я, чтобы хоть что-то сказать. И даже не промахнулась с ответом.

— Да и для меня.

Я вдруг вспомнила:

— Кевин, а где ты подрабатываешь?

— Я… — Он заметно смутился. — Я нянчусь с маленькими детьми. А что? Мне нравятся дети.

— У меня от тебя голова кругом! — призналась я. — Ты и стихи пишешь, и петушиные бои смотришь, и детей нянчишь… Как это все в тебе уживается?

Он слегка стиснул мои пальцы, отчего у меня опять пронзительно напряглось в животе.

— Не знаю. Я — такой. Мне все это — в кайф, понимаешь? Тебе это не нравится?

— Наоборот, — ответила я коротко, а сама подумала: «Мне все в тебе нравится больше и больше. И мне в кайф быть с тобой, Кевин. Просто так — рука в руке».

Алисия… Сказочной красоты девушка со сказочным именем, как ты оказалась в моей жизни? Как свело нас время, которое обычно шутит так жестоко и разводит предназначенных друг другу в разных десятилетиях, а то и веках? Стрелки часов ненадолго превратились в волшебные, и мы встретились в той точке земного шара, где оба не должны были оказаться. По крайней мере, не одновременно…

Когда я увидел тебя в аэропорту, уже готовый сесть в самолет, чтобы с поднебесной высоты рассеять над землей прах моей обиды на отца, которого дал слово не видеть больше, мне показалось, что один из моих болезненных и сладких снов сместился в другую реальность. Сколько их было — этих снов о тебе?

За последние три года — все. Все с того дня, как мы встретились в первый же день занятий в колледже, но ты не заметила меня. Я солгал, что однажды увидел тебя в библиотеке и ты показалась мне смешной. Вернее, это действительно было, но гораздо позднее. А впервые я увидел тебя задолго до этого.

Тогда ты летела навстречу всему новому в твоей судьбе, вся золотая с синим, как тот сентябрь, картинно пестрый, исходящий кленовой яркостью. Я замер на краю рыжеватой песчаной дорожки, чтобы не помешать движению Чуда, и ты пронеслась мимо, не задев меня (к сожалению!). Только песчинки, легко взметнувшиеся от каблучков твоих туфелек, остались на носках моих ботинок. И никто из скудного числа моих новых приятелей еще не мог сказать: кто ты?

Потом были тоскливые блуждания по коридорам: вдруг встречу? И минутные замирания, когда ты пробегала мимо, а я, ослепший от внезапности озарения, прижимался к стене, боясь вымолвить хоть слово. Ты сама иногда бросала: «Привет!», и мчалась дальше. К другим — не столь безмолвным, не таким патологически робким. И ты была права каждым жестом, я не заслуживал, чтобы ты хоть на секунду задержалась около меня.

И вот случилось чудо из чудес: теперь ты рядом со мной, здесь, на этой земле, поразительной красоты, старое имя которой — Сиам — значило «улыбка». Она ждала твоей улыбки, Алисия. Твоей необыкновенной улыбки…

Эта страна тоже похожа на сказку, со своим Золотым королевским дворцом, с Троном тронов в храме Махамонтиен, троном, которого ты была бы достойна, Алисия. Правда, эта золотая лодка под золотым балдахином, поставленная на многоярусную платформу, неправильно сделана: она слишком глубока и скрывает короля от взглядов простых смертных.

Бог с ним, с королем, но если бы в этой лодке восседала ты, Алисия, тебя должен был бы видеть весь свет! Иначе на что еще любоваться этому бедному, изуродованному людьми свету?

Я готов смотреть на твое лицо часами, ловить намеки улыбок, вызванные глупостями, которые я болтаю и болтаю. От растерянности и ощущения полной никчемности радом с тобой — девушкой из мечты.

Я все еще не могу поверить, что это тебя я встретил в аэропорту Пукета, среди говорливых, маленьких тайцев — инопланетянку, пришедшую с миром… Что это тебя, как девочку к причастию, я вел к морю, которое ты видела впервые… И в отцовском домике это ты жевала радом со мной необыкновенно сладкие бананы, как давняя подруга, и, когда я, признаюсь, намеренно коснулся тебя локтем, ты не отпрянула в отвращении…

Да что там! Даже то, что ты заговорила со мной, вспомнила мое имя, уже можно считать чудом, ведь я был уверен, что во дворе колледжа ты бросала мне приветствие только из вежливости или по доброте, уловив мой умоляющий взгляд, а на самом деле понятия не имела, кто я такой! Я понимаю, что в этой чужой стране ты ухватилась за меня, как за жалкую соломинку, которая хоть чем-то может помочь. Как ты справилась бы одна?

Но я до безумия рад и этой незавидной на первый взгляд роли. На взгляд человека, не влюбленного в тебя… И я не устаю поражаться твоей храбрости, отчаянная амазонка, примчавшаяся в чужую, совершенно незнакомую страну спасать близкого тебе человека!

Алисия… Когда ты утром позировала отцу, который уступил тебе свою постель и радом со мной всю ночь провел в кресле, морской ветер трепал твои солнечные волосы, просторную юбку, скрывающую колени, которые я увидел совсем близко, уже на рассвете, когда мы прибежали к морю, и я ногой плеснул в тебя воду, а ты инстинктивным женским движением поддернула подол. Загорелые округлые чашечки колен блеснули, дразня и смущая, но ты уже рассеянным жестом поправила юбку, разочаровав меня, не насмотревшегося.

Хотя мне ли жаловаться и гневить судьбу! Мне — державшему тебя, обнаженную, в своих руках, трясущихся и холодеющих от соприкосновения с чудом. Все во мне тянулось к тебе в те минуты в море, хотело тебя, как ни одну из девушек, с которыми я был близок раньше.

Мои пересохшие от жажды губы тянулись к твоим, мышцы болели от того, как я сдерживался, чтобы не стиснуть тебя, не вжаться всем телом в твое… И каждую секунду казалось: все, больше я не выдержу, сейчас я вопьюсь обезумевшим дикарем в этот нежный рот, чтобы отведать сладкой слюны, горячей крови, всего, всего, что есть в тебе, Алисия!

Но ты так доверчиво расслабилась в моих руках, так по-детски наслаждалась покоем ночного моря и любовалась распахнувшейся во всем своем великолепии звездной бездной, что я не смог, не позволил себе нарушить твоей чистой неги.

И постепенно страсть уступила место тихой нежности, желанию баюкать тебя и петь колыбельные. Я вдруг отчетливо представил, какое это чудо — иметь маленькую дочь, похожую на тебя, и носить ее на руках, благоговейно втягивая младенческий запах кожи.