Диверсия Мухи - Евгений Некрасов

Я так счастлива, что мы живем в одно время со Спасителем! – зашептала она, обняв Машу. – Ведь мы могли родиться раньше и ничего бы не узнали!

А уж я-то как счастлива! – поддакнула Маша.

По горячей щеке великанши побежали слезы:

Истинно говоришь, сестра!

«Я?!» – про себя удивилась Маша. На ее-то взгляд она не высказала истин, которые стоили бы рыданий. Разве что повторила слова Ганса… Нет, что-то здесь было не так. Самое странное, что и у нее слезы наворачивались на глаза. Безо всякой причины, а просто за компанию с доброй великаншей, которую она, между прочим, обманывала на каждом шагу.

Маша вспомнила про горькую таблетку, которая еще блуждала в крови, только спать от нее почему-то не хотелось. И о том, как американцы допрашивали Деда под «сывороткой правды». Это название придумали журналисты, а на самом деле «сыворотка» – сложная смесь лекарств, от которой человек теряет все защитные барьеры. Он перестает различать хорошее и плохое, врагов и друзей, он всех любит и рад ответить на любые вопросы.

А ведь похоже, что в этой радостной обители все немножечко под «сывороткой»! Добавят ее в компот – вот и счастье в доме, братья и сестры ходят со своими приклеенными улыбками, и ни у кого никаких сомнений. А Оля засомневалась, потому что великанша. Ей в армии полагался бы двойной паек, а здесь, наверное, не подумали, что долговязой сестре нужно увеличить дозу «сыворотки»… Версию стоило проверить. Пошарить ночью на кухне, посмотреть, какие продукты на полках…

Между тем восторженный порыв Оли кончился так же внезапно, как и начался:

Пойдем спать, – зевая, сказала она, – Ма-русь, ты больше не броди одна по ночам. Если будет настроение, зови меня. А то знаешь, как я перепугалась! Захожу к тебе…

Маша поняла, что вспыхнувшее в темноте окно было ее, а не Олино. Ну конечно! Там еще мелькало розовое, и она подумала, что кто-то надевает халат. А то была ее купальная простыня, оставленная под одеялом изображать спящего человека.

Зачем ты приходила? – холодно спросила Маша.

Великанша ответила с обезоруживающей прямотой:

Посмотреть, как ты спишь. Мне же врач велел за тобой приглядывать.

Маша опять вспомнила Деда: «Тут и сел старик»… С таким добровольным шпиком за спиной скорее попадешь к пираньям, чем разыщешь выход с базы! И она добавила льда в голос:

По-моему, врач не говорил, чтобы ты проверяла меня по ночам, сестра.

Но я же беспокоюсь! – добродушно возразила Оля.

Видишь ли, сестра, есть причины, по которым посвященные пятой ступени получают отдельные комнаты, – смутно намекнула Маша, сама не представляя себе этих причин. – Конфеты у меня видела? Брат казначей и брат иерей подарили. За службу.

Упоминание о старших братьях сильно подействовало на великаншу.

Извини, – забормотала она. – Я не подумала… Я не хотела!

Ничего-ничего, скоро все сама узнаешь. Старайся, сестра, преподобного увидишь! – подбодрила ее Маша.

Проводив Олю до ее кельи, она вернулась к себе и проверила маячки. Крохотные клочки бумаги, зажатые один под крышкой чемодана, другой в дверце стенного шкафа, оказались на месте. А из коробки пропала конфетка. Это совсем успокоило Машу: так не шпионят.

Ночь еще не кончилась, и она решила, что успеет обследовать чердак.

У дома, вырубленного в скале, не могло быть настоящего чердака. Если нет крыши, то какой чердак? Просто лишний этаж, только без окон. И вела на него дверь, а не люк, как обычно на чердаки.

Вот в этой двери Маша увидела первый на базе замок.

Учеников Укропольской средней школы такие мелочи не останавливают. Умение вскрывать замки они оттачивают класса с пятого. А все из-за необъяснимой привычки учителей запирать двери на черную лестницу, где так здорово списывать, курить и травить анекдоты. Машу эти прелести школьной тусовки не интересовали (разве что анекдоты иногда), но с кем поведешься, того и наберешься. Так что старый врезной замок задержал ее секунд на двадцать – три нажима вынутой из волос заколкой.

Войдя на чердак, она заперла за собой дверь и остановилась. Когда уходила яхта Петровича, где-то здесь топал прожекторист. Неизвестно, какие порядки на базе: то ли он посветил Петровичу и ушел спать, то ли обязан дежурить до утра.

Было темно и тихо.

Осмелев, Маша чиркнула зажигалкой. В оранжево-голубом трепещущем свете из тьмы проступила скальная стена с грубыми насечками от механической пилы. Сейчас Маша была прямо над своей кельей и могла сравнить размеры: келья – шагов семь в длину, и стена почти такой же толщины. Однако!

Колесико зажигалки быстро нагрелось и стало жечь палец. Боясь, что начнет оплавляться пластмасса, Маша погасила огонек и пошла вдоль стены на ощупь. Странно: по ее прикидкам уже пора было наткнуться на прожектор… Она посветила остывшей зажигалкой – ничего.

На цементном полу мусорили, видно, не один год. Тут и там попадались окурки, и Маша тихо радовалась, что кто-то нарушает порядки в семействе папы Сана. Несколько раз она поднимала окурки, надеясь, что они подскажут, в какой географической точке находится база. «Мальборо», «Кэмел», опять «Мальборо»… Эти сигареты продают по всему миру.

Пройдя чердак насквозь, Маша оказалась у второй двери. Итак, где прожектор? Где хотя бы окно, в которое он светил?! Кстати, днем с причала прожектор не заметен. И какой-нибудь площадки, на которую его могли выкатывать ночью, Маша не видела, а то бы запомнила.

Тем не менее прожектор светил, это факт. И за минуту до того, как он включился, кто-то протопал над Машиной кельей.

Чудес не бывает, сказала себе Маша и пошла назад, на этот раз стараясь держаться середины огромного пустого помещения. Шагов через пятьдесят из тьмы показалась крутая металлическая лесенка. Стертые подошвами ступени блестели, было заметно, что по ним часто ходят. Только куда? Лесенка вела к стальной, уж не броневой ли, плите в потолке. За ней мог оказаться и прожектор, и выход на волю. Ручек и замков на плите не имелось, зато рядом чернела большая кнопка. Нажать?… А если прожекторист еще дежурит наверху?

Погасив зажигалку, Маша взобралась по лесенке, нашарила кнопку и нажала, готовая спрыгнуть и удрать. Плита отъехала с еле слышным шорохом. Из квадратного проема лился слабый голубоватый свет. Луна, что ли, в окошке?

Маша поднялась еще на ступеньку и высунулась из люка…

В глаза бросились мониторы видеокамер, четыре в ряд. От них и шел свет, а окошка не было. Черная громадина прожектора глядела в стальную плиту, уж точно броневую, грубую, как старые танки на постаментах. Видимо, когда нужно было посветить, плита отъезжала в сторону. Тут уж никаких сомнений не осталось: базу строили военные. Братству преподобного Сана такие излишества ни к чему.