Мой неотразимый граф - Гэлен Фоули

Томас тряс погремушкой, пытался ее жевать, потом захотел стащить с головы шапочку, но Мара его остановила. Сегодня было теплее, чем раньше, но она все еще опасалась последствий простуды. Нельзя допустить, чтобы болезнь вернулась.

Мальчик занялся своими башмачками, а мысли его матери снова вернулись к графу. «Заносчивый, упрямый, несправедливый!» — с гневом повторяла Мара про себя.

Как видно, бедняжку взбесило то, что она тотчас не прогнала всех своих поклонников и не бросилась ему на шею. Забавно… Однако ей было лестно, что она сумела вызвать подобную реакцию у надменного космополита. Но чего он ждал после своего бестактного вопроса за обедом? Как посмел спросить, почему у нее только один ребенок?! Какое варварство! Задеть столь деликатную тему! Впрочем, Мара с неохотой признавала, что скорее всего Джордан не желал ее обидеть. Наверняка он даже не подозревал, какие болезненные струны задел…

Тут Маре пришлось напомнить себе, что в мужской слабости супруга нет ее вины. Врач не раз говорил Тому, что именно пьянство мешает ему исполнять супружеские обязанности. Но Мара так и не поняла, почему, даже трезвый, Том избегал супружеского ложа. Ей было тяжело сознавать, что муж, которого, впрочем, она никогда сама не желала, отказывается ложиться с ней в постель. Припомнились упреки, которыми осыпал ее Том, обвиняя в своих любовных неудачах. В этом крылась одна из причин того, что Мара никогда всерьез не обдумывала совет Дилайлы завести любовника. Мысль, что кто-то может вновь отвергнуть ее, ужасала.

Возможно, много лет назад ей следовало прислушаться к словам Джордана. Он ведь предупреждал ее, что неудачный брак может оказаться более тяжким бременем, чем жизнь под родительским кровом. В то время Мара считала свой выбор удачным. Том так настойчиво добивался ее, очаровал обоих родителей, но как только она стала принадлежать ему, тут же потерял к ней всякий интерес. Постоянно раздражался, обращался к ней с сарказмом, а когда напивался, становился по-настоящему опасен.

Отбросив грустные воспоминания, Мара вернулась к мыслям о Джордане. Трудно поверить, насколько он изменился! Исчез юный и нежный рыцарь Галахад, чья душевная теплота согревала ее звездными летними ночами. Элегантный красавец за столом был так сдержан, так недоступен, светский лоск так надежно скрывал его душу! Казалось, единственный человек, который заинтересовал его на вечере у Дилайлы, был несчастный израненный майор. Похоже, старому воину выпало немало испытаний, но ведь жизнь дипломата вовсе не так тяжела.

Лепет сына отвлек Мару от размышлений. Мальчик с энтузиазмом стучал игрушкой в стекло.

— Да, мастер Том, конечно, вы знаете это место. Это Гайд-парк. Умница! — воскликнула миссис Басби, не отрывая любовного взора от своего воспитанника. Верная старая няня сидела, закутавшись в накидку, на противоположном сиденье кареты.

Томас не унимался, вновь и вновь повторяя свой загадочный лепет.

— Он хочет покормить уток! — вдруг поняла Мара и рассмеялась.

— Так вы хотите покормить уточек, мастер Томас? — заворковала миссис Басби.

Мальчик залепетал с новой силой, задрыгал ногами, энергично замахал ручками. Обе женщины пришли в восхищение. Мара плотнее притянула сына себе на колени.

— Ладно, ты был послушным мальчиком, хорошо себя вел у бабушки и заслужил награду. — Она кивнула миссис Басби. Та приоткрыла окошко и крикнула кучеру:

— Джек, отвези нас в парк. Его маленькая светлость желает покормить уток.

— Да, мэм. — И кучер хрипло расхохотался и повернул в сторону парка. Первые признаки возвращения весны стали еще заметнее. Каждая неделя приносила нечто новое. Живые изгороди пока оставались темными, но на сирени набухли почки. Ветви деревьев были еще обнажены, но чувствовалась, что по стволам уже движется сок. На земле вовсю цвели крокусы и подснежники, а среди пятен побуревшего снега раскрылись яркие звездочки нарциссов. Бутоны тюльпанов были еще закрыты, они, как артисты за кулисами, словно ожидали своего выхода. Мара усмехнулась своим романтичным мыслям. Экипаж остановился у извилистого Серпентайна, чьи воды шевелил ветер.

Томас уже заметил уток и нетерпеливо подпрыгивал у Мары на коленях. Наконец кучер спустился с облучка и помог дамам и своему юному господину выйти из кареты.

— Еще грязновато, — заметил он.

В сопровождении матери и няни Томас двинулся по гравийной дорожке вдоль озера. Он так радостно верещал, что даже немного напугал местную водяную живность, однако утки, лебеди и другие птицы оказались слишком опытными созданиями, чтобы пренебречь даровым угощением.

Мара нервничала оттого, что мальчик находился так близко к воде, но надеялась, что с эскортом из двух женщин ему ничто не угрожает.

Утки были величиной почти с двухгодовалого малыша; он ковылял между ними, шумно отгоняя их со своего пути. Наблюдая за сыном, Мара забыла о напряжении, которое всегда сопутствовало визитам к родителям. Дух свободы, который царил здесь, развеял ее мрачное настроение. Кругом пели птицы, снова и снова напоминая, что весна не за горами. Над лужайками перекликались дрозды; жаворонки стремились поведать о своих зимних путешествиях. В поисках обеда пронеслась черно-желтая стайка щеглов. Маленький самец коноплянки, такой элегантный в красном сюртуке и шляпке, уселся на крышу экипажа, своим ярким нарядом привлекая самок. Мара не успела показать этого красавца Томасу. Тот, как истинно городской джентльмен, уже упорхнул — должно быть, в своей мужской клуб. И вот, провожая взглядом его полет, Мара заметила Джордана. В этот момент она придерживала сына, но тут выпрямилась и замерла при виде всадника на белом коне.

Она сама не могла понять, как догадалась, что это Джордан. Он находился ярдах в ста от нее, тем не менее Мара узнала его безошибочно и мгновенно.

Топот копыт приблизился. Лошадь скакала галопом. Сердце Мары дрогнуло — уж очень хорош был этот наездник, а лошадь выглядела просто великолепно! Оба казались мощными, мускулистыми, подтянутыми и самоуверенными. Круп белого гунтера был весь в грязи. Джордан выглядел не чище — от белых сапог до элегантного редингота забрызган темными каплями.

Вдруг напористый галоп гунтера сменился легкой рысью. Мара решила, что всадник ее узнал. Да и как могло быть иначе? Гуляющих почти не было. Модный час для прогулок еще не настал. Мара не могла сделать вид, будто не замечает Джордана.

Как неловко! Ее сердце отчаянно билось. Вдруг он проедет мимо, игнорируя ее? Глупости, с усмешкой одернула себя Мара, лорд Фальконридж слишком цивилизованный джентльмен, чтобы поступить столь неучтиво.

Мара ясно видела, с какой неохотой Джордан направляет жеребца по изогнутой дорожке к экипажу и маленькому обществу вокруг него.

Мог бы и не утруждаться, сердито подумала Мара, но собралась с духом, понимая, что он проявляет вежливость и не более того. Кивнет, приподнимет бобровую шапку, коротко бросит: «Добрый день», — и все. Ей вовсе незачем признавать, что его приближение разбудило в теле странное беспокойство, словно в самом дальнем его уголке вспыхнул огонек.