Зачем Сталин создал Израиль? - Леонид Млечин

— Вы не можете требовать от меня немедленного ответа. Напишите мне памятную записку.

Но когда разговор окончился и посол провожал Шертока, то уже вполне сочувственно спросил:

— Как у вас идут дела?

— Все не так уж плохо, — дипломатично ответил Шерток.

— У вас есть армия? — Майский плохо представлял себе ситуацию на Ближнем Востоке.

— О какой армии вы говорите? — изумился Шерток.

— О еврейской армии!

— Нет, еврейской армии у нас нет.

— Почему?

— Из-за прежних политических процессов. В британской армии есть еврейские подразделения, но без специального статуса.

— А чего вы хотите?

— Мы требуем слияния этих подразделений в крупную еврейскую часть. Я встречался по этому поводу с британским военным министром.

— Ну и как, успешно?

— Британский военный министр сказал, что я не могу требовать от него немедленного ответа, и попросил написать ему памятную записку, — с нескрываемой иронией ответил Шерток.

С тридцать девятого года палестинские евреи добровольно вступали в британскую армию. В конце сорок второго британское военное командование разрешило формировать еврейские полки. В сентябре сорок четвертого была сформирована Еврейская бригада из трех полков, численность — пять тысяч человек. Бригада сражалась в Италии. В июне сорок шестого года ее расформировали…

Пятнадцатого мая сорок третьего года сотрудники консульского отдела НКИД обратились к заместителю наркома Деканозову с предложением вновь поставить вопрос перед посольством Великобритании в Москве об открытии советского консульства в Палестине под предлогом, что там проживает около четырехсот советских граждан.

Но англичане не хотели видеть в Палестине, своей вотчине, советских дипломатов.

В Иерусалиме русское консульство было открыто в восемьсот пятьдесят восьмом году, через тридцать пять лет его преобразовали в генконсульство. Кроме того существовали консульства в Хайфе и Яффе. Они закрылись в четырнадцатом году, когда Россия и Турция, вступившие в войну, разорвали дипломатические отношения.

Сионисты искали любой возможности установить связи с Москвой, которая впервые шла на контакт.

Двадцать седьмого мая сорок третьего года представитель Еврейского агентства для Палестины Наум Гольдман передал президенту Чехословакии в изгнании Эдуарду Бенешу «Памятную записку об отношениях между сионистским движением и Советской Россий».

Бенеш симпатизировал евреям. Сионисты видели в нем союзника и надеялись, что он поможет наладить отношения с советским руководством. В памятной записке говорилось:

«Советская Россия считала сионизм проводником британских интересов на Ближнем Востоке и, выражаясь языком коммунистов, представителем британского империализма в этом регионе. Высшим проявлением этого антагонизма стала позиция коммунистов в Палестине, как евреев, так и неевреев, которые во время волнений 1936—1938 годов открыто поддержали арабских террористов, действовавших против еврейского населения».

Теперь палестинские евреи рассчитывали на иное отношение со стороны советских властей: во время Второй мировой войны, говорилось в записке, «лидеры арабских стран открыто или тайно занимают пронацистские или профашисткие позиции».

В сентябре сорок третьего года Вейцман еще раз беседовал с послом Майским.

За четыре месяца до этого, двадцать восьмого мая, появился указ Президиума Верховного Совета о введении дипломатических рангов для работников наркомата иностранных дел, посольств и миссий за границей. Постановлением Совнаркома вводилась форменная одежда со знаками различия — вышитых золотом звезд на погонах.

Майский стал чрезвычайным и полномочным послом — ему полагался мундир с погонами без просвета (генеральскими!) с тремя вышитыми звездочками и металлической позолоченной эмблемой — двумя скрещенными пальмовыми ветками.

Посол Майский сказал Вейцману, что он «не может давать обязательства за свое правительство», но считает, что Москва поддержит сторонников создания еврейского государства в Палестине.

Майского смутили малые размеры Палестины — разве там можно будет разместить всех беженцев из Европы?

Вейцман развеял опасения Майского на этот счет. Объяснил, что, по самым скромным расчетам, в Палестину можно будет перевезти еще около двух миллионов евреев.

Майский ответил, что он очень рад это слышать. Но ему недолго оставалось занимать пост посла.

Сталин, раздраженный очередной отсрочкой в открытии второго фронта, решил демонстративно понизить уровень представительств: из Соединенных Штатов отозвал Литвинова, из Англии — Майского, а заменил их молодыми и не имевшими политического веса дипломатами. В Вашингтоне послом стал Андрей Андреевич Громыко, в Лондоне — Федор Тарасович Гусев. Это было маленькой местью Сталина Рузвельту и Черчиллю.

Гусева перед отъездом принял Сталин. Новому (и неопытному) послу в Англии было всего тридцать семь лет. Гусев честно сказал, что молод для такого поста.

Сталин развеял его сомнения:

— У нас нет других людей. Многие сейчас на фронте. Нам же нужно отозвать посла Майского, который слишком оправдывает действия англичан, саботирующих открытие второго фронта в Европе.

Уинстон Черчилль был раздражен неравноценной заменой и долго не принимал нового посла. Когда британский премьер-министр прилетел в Москву в октябре сорок четвертого года, Сталин нашел способ повысить акции посла — за обедом провозгласил тост:

— За моего личного друга, товарища Гусева!

Сталинский жест изменил отношение англичан к Гусеву.

Иван Майский, направлясь на родину после окончания своей миссии в Лондоне, осенью сорок третьего года побывал в Палестине. Он проехал на машине по маршруту Каир—Иерусалим—Дамаск—Багдад—Тегеран.

В Иерусалиме Иван Михайлович сделал остановку. Он хотел осмотреть город и познакомиться с жизнью еврейских поселенцев.

«После войны, — сказал Майский Бен-Гуриону, — еврейская проблема будет очень сложной. Придется ее решать. Мы должны выработать подходы, должны знать все. Нам говорят, что здесь, в Палестине, нет свободного места для новых иммигрантов, — мы хотим знать, правда ли это, хотим составить себе представление о возможностях этой страны».

Четвертого октября на заседании правления Еврейского агентства Бен-Гурион рассказал, как он показал Майскому и его жене Иерусалим, а потом отвез в сельскохозяйственные поселения Кирьят-Анавим и Маале-Хахамиша. Майский был поражен увиденным.

«Можно сказать, что увиденное было для него открытием, — подвел итог Бен-Гурион. — Я на такое даже не рассчитывал. Сейчас нам надо работать с максимальной отдачей, поскольку появилось еще одно государство, проявившее заинтересованность в этом вопросе».

К концу войны стала ясна мощь Соединенных Штатов, долгое время воздерживавшихся от активного участия в международных делах. Вашингтон и Нью-Йорк становились центрами мировой дипломатии.