Попались и Пропали - Александра Сергеева

чувствуют себя наёмниками. Что ж — согласилась Руана — похоже на правду: так самозабвенно можно защищать лишь собственную вотчину.

Сразу за воротами открывалась гигантская, отменно вымощенная площадь: камушек к камушку. Без зазоров и торчащей из них травы. Далеко впереди высился императорский замок, не представлявший собой ничего выдающегося. Кроме размеров: всё-таки пять этажей. И, пожалуй, непривычно высоких широких окон, обналиченных цветными камнями.

Грубость серых стен из плохо отшлифованного камня скрашивали сплошные водопады плюща. И расставленные на всевозможных выступах каменные вазоны с пышными разноцветными клумбами. Интересно — подумалось Руане — как за ними ухаживают садовники? Неужели их вывешивают из окон на верёвках?

Всю площадь окружали столь же грубо сложенные, но украшенные плющом строения. Дома придворных — пояснил Викрат — и различные чиновничьи службы. Их обоз протащился почти до самого замка, где свернул вправо к одному из каменных склепов.

Домишко верховного советника Таа-Дайбера был именно древней каменной коробкой-гробницей. Которую сложили для защиты от ворвавшегося в крепость врага. Далёким предкам славного магического рода в голову бы не пришло, что когда-то подобная нужда отпадёт. Поэтому чистая функциональность здания заменила собой все остальные нужды: к примеру, приукрасить своё жилище.

Заросли плюща, конечно, скрашивали унылость стен. А вот окна приводили в двойное уныние: они ещё меньше, чем в отцовском доме. Значит, опять жить в потёмках — раздражённо прикусила губу Руана.

— Внутри он гораздо лучше, — спрыгнув с изнурённого быка, пообещал Викрат.

Откуда не возьмись, появилась целая толпа слуг. Они облепили возы и потащили их куда-то за дом. Господин стащил с седла гостью, и быков увели вслед за возами. Туда же, ругаясь, на чём стоит свет, засеменила Урпаха: она требовала вернуть сундуки с их личным барахлом. За кормилицей ковылял низенький щуплый старичок и уговаривал не волноваться.

— Это наш управитель Брублок, — пояснил Викрат, стягивая перчатки. — Не волнуйся, он разберётся с вашими сундуками.

— С какой стати мне волноваться? — проворчала Руана, продолжая разглядывать гробницу, в которой предстояло провести целый месяц. — Этим занимается мамушка. Если обе станем волноваться, только помешаем друг другу.

— Не собираешься войти? — хмыкнув, поинтересовался гостеприимный хозяин и вдруг весь подобрался, неожиданно зло добавив: — Лучше сделать это побыстрей!

Топот копыт по брусчатке за спиной, объяснил его внезапную перемену. Руана решила не оборачиваться. Она, конечно, провинциалка, и это не скрыть. Тем более глупо изображать из себя завзятую горожанку. К тому же роль деревенской простушки гораздо выигрышней: можно кому угодно, что угодно высказать, и тебя не осудят. Ну, ляпнула дурища — и что? Ей простительно: она же вылезла из навоза.

— Мы кого-то боимся? — невинным голоском осведомилась она, вытаращив глаза, полные недоумения.

— Хорошо, — так же внезапно успокоившись, одобрил Викрат её ужимки. — Не знай я тебя, поверил бы.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Вы только полюбуйтесь! — издевательски прощебетали за спиной чуть хрипловатым женским голоском. — Наш господин главнокомандующий обзавёлся новой потаскухой. И опять подобрал её где-то на городских задворках.

Топот копыт уступил место глухим сдержанным мужским смешкам. А Викрат одарил гостью из провинции внимательным изучающим взглядом. Словно чего-то ожидал от неё — так, во всяком случае, поняла Руана. И решила, что пора познакомить обитателей императорского гнёздышка с дочерью Таа-Лейгарда.

— Потаскухой? — осведомилась она всё тем же тоном непревзойдённой невинности и закрутила головой: — Где она?

— Это ты, — ласково обрадовал её Викрат.

— Я потаскуха? — выдала Руана чистейшей воды искреннее изумление. — Не успела въехать в ворота цитадели и уже? Разве для этого не нужно… э-э… сделать ещё кое-что?

— Что? — еле сдерживая смех, уточнил он.

— Ну, хотя бы задрать юбку, — раздумчиво предположила новоявленная придворная тоном весьма начитанной провинциальной девственницы.

На этот раз мужской смех за спиной не отличался сдержанностью.

— Клянусь своей отрыжкой: отменно сказано! — сочным басом высказался какой-то громогласный грубиян.

— Фу-у! — картинно поморщился Викрат. — Что за манеры? Что бы сказал твой высокочтимый отец?

— Предложил бы взять дрын потяжелей? — доверительно уточнила у него послушная ученица. — И отходить им любого, кто осмелится надо мной посмеяться?

Гогот за спиной стих. Пора — сказала себе Руана. Нащупала ближайший поток ДАРА и обернулась.

— Ни хрена себе! — выдохнул обладатель баса и хамских манер.

Невысокий сухощавый яран в дорогом кожаном камзоле с перевязью, сплошь инкрустированной серебром. Его жидковатые светлые волосы были собраны в хвост на самой макушке. В ушах болтались здоровенные золотые кольца. А голенища сапог почти упирались в пах.

— Да уж, — согласился второй всадник. — Вот это новость, так новость.

Этот был статен, красив и так же щегольски одет. Он знал, что красив, поэтому предпочитал носить на лице маску презрительной насмешки. Которую, впрочем, тут же припрятал. Ибо глаза девицы, которую в его присутствии обозвали потаскухой, горели белым магическим огнём тааров.

Красный огонь яранов в женских глазах не был редкостью, а вот белый…

— Думаю, — с неприкрыто издевательской ухмылкой оглядела Руана мелкого хама, — тебе стоит убрать из ушей эти кольца.

— Зачем? — не понял тот, как-то не по-мужски обалдело хлопая глазами.

— Вставь их себе в нос, — холодно посоветовала таария.

Такое проделывали только с самыми тупыми и вздорными тягловыми быками. Скакунам кольца не требовались: у них есть мозги. А предложение вставить кольцо в нос, адресованное человеку, считалось наихудшим оскорблением.

— Только попробуй, — ласково предупредила Руана рассвирепевшего ярана, опередив напружинившегося Викрата. — Ноги переломаю.

— А сможешь? — сухо осведомился третий всадник.

Натуральный гигант с каменным грубым лицом самоуверенного негодяя. Так, во всяком случае, Руане показалось. Правда, ей внезапно понравились его слишком тёмные для северянина волосы: длинные, густые и слегка волнистые. А вот глаза не понравились категорически: он смотрел на неё, как на деревянную чушку, на каких крестьяне рубят дрова.

Она слегка струхнула, но отступать и не думала. Полыхнула на него белым огнём глаз и вежливо спросила:

— Хочешь проверить?

Он подумал и отказался:

— Не хочу. А ты, — зыркнул громила на Викрата ледяным неприязненным взглядом, — Должен был предупредить, что у вас гостит благородная таария. Тогда оскорбление не было бы нанесено, — бросил он, как показалось Руане, пренебрежительный взгляд на языкатую спутницу. — В этом оскорблении не только её вина.

Спутница была яранией и ослепительно красивой женщиной лет двадцати двух-трёх. Сейчас она досадливо кусала губы, явно прикидывая, как бы выкрутиться из щекотливой ситуации. Оскорбление мага считалось наихудшим из преступлений. И оскорблённый мог потребовать у оскорбителя любое искупительное взыскание.

То есть, абсолютно любое. К примеру, зарезаться у оскорблённого на глазах. Если оскорбитель откажется, он потерян для общества себе подобных. А яраны могли своего преступника и убить за такое небрежение честью. Уж изгнание-то его ожидало