Infernum. Последняя заря - Нина Мильтон

выдать своего состояния Ида поспешила отмахнуться.

— Детишки все силы отняли? — постарался отшутиться Луйс, но Ида не отреагировала. Хотел бы он сейчас знать, что творится в ее голове. Догадывается ли она, подозревает ли? Хотя это невозможно, смертные давно забыли о реальности того, во что верят.

Она оступилась, но Луйс вовремя успел подхватить ее под руку.

— Да что с тобой? — напряженно спросил Луйс.

— Не знаю, все в порядке, просто закружилась голова. Спасибо. — протараторила Ида, пытаясь высвободиться из хватки Луйса, но при этом не показаться грубой, он все-таки пытался помочь.

— Э, не, давай-ка я тебя проведу.

Иду не отпускало это гложущее, грызущее изнутри чувство. Она шла, Луйс что-то ей говорил, но его голос заглушался каким-то неведомым гулом, сливался в единое с криками птиц, скрежетом проезжающей телеги, стуком молотков и воем собак. Все смешалось в единую какофонию звуков, от которых Иде хотелось закрыть уши. Воздуха становилось все меньше, грудь сдавливала невидимая тяжесть и перед глазами расплывались силуэты.

Она ощутила, как трясется, но резко придя в себя поняла, что Луйс трясет ее за плечи с встревоженным видом:

— Эй, ты слышишь? Мы пришли, дальше дойдешь или помочь? Есть кто дома?

Ида смахнула наваждение, и теперь все эти ощущения казались очень далекими, ведь яснее чем сейчас она не мыслила еще никогда.

— Да, все в порядке, не знаю, что это было. Прости, если напугала.

Луйс медленно отпустил ее, все еще недоверчиво глядя, как будто боялся, что она упадет. Тогда Ида поправила волосы, улыбнулась ему и сказала:

— Все в порядке, спасибо, что провел!

Неловкое молчание продлилось недолго, Луйс нарушил его своим хмыканьем:

— Ну раз говоришь, что нормально, тогда бывай.

Луйс резко развернулся и ушел в сторону кузницы. Ида провела его взглядом, все еще пытаясь понять, почему он вызывает у нее странное предчувствие. Странный он. Может, Ишас был прав?

Ида вошла в дом, отца там не оказалось. Скорее всего в мастерской, но Ида не нашла в себе сил дойти туда и посмотреть, все ли в порядке. Она даже не поела, хотя на столе была накрыта тарелка с едой и хлебом. Потом, все потом. Наваждение хоть и отступило, но состояние слабости все еще не давало совершать лишних движений. Ида прошла в комнату и не заметила, как упала на кровать и уснула.

«Иди за мной, я открою тебе тайну. Ступай тихо, бесшумно, ты пух бестелесный, ты воздух, ты дыхание. Смелее. Иди за мной и узри. Раскрой глаза, скинь оковы, сбрось пелену. Долго ты пребывала во мраке, тайна, тайна, та-а-а-айной пропахло платье, тишина пропитала твой разум, темнота, темнота, молча-а-а-ние. Иди за мной, я покажу. Не бойся. Страх уйдет вместе с тайной. Столько лет тебя кормили ложью. Столько лет ты не знала, она не зна-а-ала о своей судьбе. Она, она, она должна узнать. Река не может без истока, река иссохнет без ручьев, гора рассыплется во прах, гора не выстоит без подножья, деревья, деревья рухнут без корней. Ступай за мной, смелей, смелей, я покажу».

Она шла на голос, такой манящий, такой теплый, спокойный, тихий, он убаюкивал и в то же время не давал уснуть. Ей казалось, что не идет она, а стоит на месте — то все вокруг пришло в движение. Вот дверь из комнаты в залу, вот обойти обеденный стол, вот печь — еще теплая — отец, наверное, не так давно ушел спать. «Не отвлека-а-айся, спит хозяин твой, нет дела до него, он тебе чужо-о-ой». Чужой. Горький привкус на языке. Почему так горчит, он чужой. Что-то зашевелилось в груди, что-то затрепетало, что-то попыталось воспротивиться — как чужой? Но она шла дальше, не разбирая. Дойдя до печи и обогнув ее, до этого безвольно висевшая рука будто по своей воле поднялась и полезла за печь. «Ищи-и-и, ищи-и-и-и. Встань и найди».

* * *

— Меня пугают эти сны, Ишас. И этот голос! Вот только не начинай, как мой отец «ты запомнила только из-за совпадения, а сколько не запомнила?». Я знаю, что я видела и что чувствовала. До этого сны были другие. Они не сбывались. — Ида дрожала, сжимала руки, пытаясь унять тревогу, прикусывала губу, чтобы не разреветься, хоть глаза и были полны слез — не горьких, а вызванных страхом.

— Я верю, тише, успокойся. — Ишас взял ее руки в свои. — Я верю, просто не понимаю, как такое возможно. И почему сейчас.

Они сидели в кузнице у очага, в котором тлели угли, изредка взрываясь искрами, разрывающими полумрак вокруг. Луйса не было, поэтому они могли поговорить открыто.

— В детстве тоже такое было пару раз, помнишь, когда ты сломал ногу? — в ее взгляде было столько надежды.

— Я думал, ты выдумываешь. Правда, мы были детьми и мне казалось, что… — Ишас затих, будто ему было неловко продолжать, не хотелось обидеть ее своим неверием.

— Договаривай! — прошептала Ида, уже зная, что услышит.

— Не обижайся, но правда казалось, что ты хочешь привлечь внимание или быть особенной. С тобой мало кто дружил, а взрослые не обращали внимания. Вот и я решил…

— Но ты же мне поверил тогда? И когда овец видела… Кудряшка и Рогач, — Ида все пыталась ухватиться за шанс, ей нужно было понять, что все не случайно и этому есть объяснение.

— Прости.

— Что?

— Прости, но я не верил, я просто… просто не хотел тебя обижать, я не хотел, чтобы ты… а, не смотри на меня так, будто я предал тебя! — Ида растерянно смотрела в его глаза, полные нежности. Он рядом, он верен, хоть и не верит. Но именно в этот момент Ида поняла — он будет рядом всегда, что бы их ни ждало дальше. И его дальнейшие слова только укрепили ее догадку: — Я верил, потому что ты в это верила.

Иде нестерпимо захотелось его обнять. Ишас будто прочитал ее мысли и обнял ее, погладил по голове. Почувствовав тепло, Ида все же не сдержалась и заплакала, уткнувшись ему в плечо. Он молчал, крепко прижимая к себе. Всеобъемлющее ощущение покоя, медленно стирая страхи и тревоги, придавало сил.

— Ну и это было ж так интересно! — тихо начал Ишас, пытаясь отвлечь от мрачных дум, переводя все в воспоминания. — Мы были детьми, Ид, мы зачитывались сказками Данана из “Книги эпох” и мечтали оказаться в одной из них.

— Ты хотел, а я боялась, что мы попадем в «Сироты»! — подхватила замысел Ида. Возможно, действительно сбежать на какое-то время в прошлое было выходом.