Как влюбить в себя босса за 80 дней - Ева Ночь

Блокнот я не прячу — переворачиваю его, чтобы делать нужные заметки по урокам от Юрика. Так легче запоминать, а строчки, выведенные собственной рукой, успокаивают и не дают упасть в обморок от благоговения перед техникой, которая в моем случае кусается.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Юрик заинтересованно поглядывает на мои руки. Он бы и в блокнот нос засунул, но кто же ему даст! Есть вещи, которые мне надо обдумать наедине, тихо сама с собой, и чужие, пусть и очень компетентные мнения мне не нужны. Вот когда я созрею, спрошу сама, не постесняюсь!

Ну, что сказать? Талантливые люди талантливы во всем. Это про Юру. Наверное, в нем умер учитель, гуру, коуч. А может, как раз и наоборот: сейчас он пробует себя на новом поприще, а потом как развернется, как выдаст! Станет знаменитым и будет вести за собой толпы внимающих. У него получается. Очень. Рассказывает так, что можно стоять, открыв рот, как ребенок, для которого все в первый раз.

— Техника не просто набор кнопок, — ведет он фрагментами свои лекции в перерывах между покупателями и продолжает впихивать в меня собственную философию в те минуты, когда рабочий день закачивается и стрелка часов благополучно пересекает барьер шести часов вечера. — Технику нужно чувствовать как человека. Обращаться как с живым существом. И тогда она откликается, становится послушной. А если и показывает характер, то вполне способна уступить вежливому обращению с собой.

Фантазер. Но сейчас, когда я никуда не спешу, пальцы мои легко следуют за его руками. На уровне ощущений пальцам приятно, когда легкие прикосновения к планшету не вызывают судорог и воплей: «Откуда это взялось?!», а дают именно тот результат, который хочешь видеть.

Вот так, склоненными голова к голове, колдующими над планшетом, нас и застает Одинцов — явился не запылился. Мы его и не заметили. И вообще, прошел бы молча мимо — и не отреагировали бы.

— И чем это мы тут занимаемся? — неожиданно разрывает нашу идиллию слишком знакомый баритоно-бас.

Я дергаюсь. Рука срывается. Планшет летит в тартарары, а точнее — на пол. Юрик пытается спасти драгоценное добро — кидается за любимой живой техникой. Планшет ему поймать удается — он прижимает его к моим ногам — впечатывает левой ладонью, словно насекомое давит. Правой — хватает меня за талию, чтобы я не потеряла равновесия и не свалилась вслед за планшетом. Позы у нас, подозреваю, красиво-живописные.

— Руки убери! — командует Одинцов Юрику, рвет его взглядом на мелкие клочки и легко выхватывает планшет. Ведет им по моим ногам вверх. Он издевается?!

Я смотрю за его действиями, наверное, круглыми глазами. Не могу оторваться от Одинцовских пальцев. Меня как заклинило.

— Пошли, Егорова, домой пора, — командует он жестко, но устало, и, засунув планшет под подмышку, протягивает руку.

Кто там рассказывал о гипнозе? Я в этот момент вообще не соображала, что делала. Даже с Юриком не попрощалась. Ладонь в его лапу вложила и потрусила к выходу, пытаясь успеть за слишком широким шагом Одинцова…

Одинцов

Мне нужно было срочно чем-то заняться, чтобы направить энергию в нужное русло. В воскресенье я насиловал спортзал. Или он меня — не важно. Физические упражнения в огромных количествах способны выбить любую дурь из головы.

Ночью я понял, что переоценил свои возможности: тело отключилось, мозг — нет. Я продолжал думать о Егоровой, пусть ей там икнется, если не спит.

Именно поэтому я с утра с радостью рванул в соседний город. Надо остыть, а расстояние и невозможность ее видеть — как раз то, что доктор прописал.

Честно: я так был занят и загружен, что за день о ней ни разу и не вспомнил. Ну, ладно. Пару раз в обед и в свободную минуту. Гадал, как она там без моего присмотра. За ней глаз и глаз нужен — вечно в какие-то истории влипает. Это у нее с детства — слишком наивная была, но боевая. Не кисла, как другие девчонки. Живучая, как кошка. На четыре лапы, хвост трубой — и вперед.

Возвращаясь, я мечтал о прохладном душе, хорошей еде и провалиться в сон. Из грез меня выдернул телефонный звонок.

— Да, — если звонит друг, значит ему что-то нужно или что-то случилось. Просто так Гоша на разговоры о погоде размениваться не будет.

— Сань, помоги, — быка за рога. Стремительно, пока не опомнился. — Я тут застрял надолго, переживаю за Анж. Звоню, звоню, а она не отвечает. Ты бы не мог заехать на работу?

И я сразу взял — и согласился. Не то, чтобы я за Егорову переживал, но Гоша был обеспокоен, нервничал даже, поэтому я пообещал. Мне не трудно.

Они ворковали, как два голубка — подлая Лика и мерзкий Щелкунов. Сидели настолько близко, что у меня в голове зашумело от возмущения. Брат там с ума сходит, а она даже ответить не в состоянии — настолько увлеклась не пойми чем!

Я разозлился. Нет, в ярость пришел. Согласен: гаркать над ухом парочки было неумно — Егорова сразу же технику дорогостоящую начала ронять. Юрец — молодец. Настоящий бойскаут. И реакция у него отличная. Но, включив начальника, я смог отвоевать внимание девушки и подчинить себе.

Она не возмущалась и не спорила — побежала за мной, про Юрика забыв, и дурацких вопросов не задавала. Зато я и «компромат» извлечь сумел — посмотрю, чем они там увлечены были настолько, что торчали во внерабочее время в магазине.

— Садись! — скомандовал, открывая дверцу машины.

— А как же… — заозиралась Лика, обеспокоенно поглядывая на свой «леденец».

— Садись! — зарычал я, не давая ей опомниться. Я был слишком зол, чтобы мыслить логично. Как-то все навалилось в кучу: тяжелая поездка, голод, отложенный на неизвестное время душ. И она — свежая, в новом сарафане, что необычайно ей шел. А еще от нее пахло приятно — тонко, ненавязчиво, но притягательно. Так и хотелось нырнуть в Лику и не выныривать.

Она села, я хлопнул дверцей. Чуть сильнее, чем положено. Вздрогнула, наверное. Но за тонированным стеклом не видно. За рулем я успокоился. Езда меня всегда расслабляла.

Лика сидит, руки на коленях сложив. Притихшая. Молчит. Не спрашивает ни о чем.

— Гоша звонил. Просил заехать, узнать, где ты пропала, — зачем-то объясняю я свои действия. Я вообще не обязан перед ней отчитываться. — Ты не отвечала на звонки.