Письма, телеграммы, надписи 1889-1906 - Максим Горький

ребенка с такими глазками.

Полиция жмет меня. Я не могу выехать даже в Ливадию, хотя это очень нужно мне. Обязали посещать участок.

Как живет Катерина?

Васильевой не отвечай. Ответь «Курьеру» — Ашешову — я ничего не имею против помещения в сборнике рассказа.

Сегодня обедаю у Ярцева, завтра с Мир[олюбовым] — у Чехова. Чехов ругается за то, что мне мало платит «Жизнь», говорит, что меньше 250 мне не нужно брать. «Неделя» платит ему 500, а Маркс за каждый напечатанный лист дает еще 200. Так не платили даже Толстому. Но Чехов стоит и большего. Вчера я прочитал «Мою жизнь». Роскошь!

До свидания!

Алексей

63

Е. П. ПЕШКОВОЙ

Апрель, до 8 [20], 1899, Ялта.

Спасибо, Катеринка, за письмо […]

Не нужно беспокоиться обо мне — я устроился во всех отношениях прекрасно. И здоровье мое, как оказывается по словам докторов, — идет быстро и безостановочно на поправку. Каверны в легких, бывшие два года тому назад, — зарубцевались, чем Алексин очень удивлен. Он говорит, что, когда я уезжал из Алупки, у него было убеждение, что больше он уже не встретит меня, — очень плохо было в легких. А теперь — нечего бояться, если так пойдет, как шло до сей поры, я года через два буду совершенно здоров.

Относительно денег ты сама напишешь Поссе, когда найдешь это нужным. Я приеду к пасхе, наверное, в субботу. Мы поедем вместе с Чеховым. Он очень определенно высказывает большую симпатию ко мне, очень много говорит мне таких вещей, каких другим не скажет, я уверен. Меня крайне трогает его доверие ко мне, и вообще я сильно рад, очень доволен тем, что он, которого я считаю талантом огромным и оригинальным, писателем из тех, что делают эпохи в истории литературы и в настроениях общества, — он видит во мне нечто, с чем считается. Это не только лестно мне, это крайне хорошо, ибо способно заставить меня относиться к самому себе строже, требовательнее. Он замечательно славно смеется — совсем по-детски. Видимся мы ежедневно.

«Фому» моего (на апрель) цензура изувечила страшно. Я получил корректуру и взбесился до белого каления. Но чорт с ними! Чем сильнее будут бить по камню, тем больше искр он даст. Я не из слабеньких, и булавочными уколами меня не убьют.

Сегодня я был у Рихтера, он расспрашивал про тебя. Он был сильно болен и изменился. Меня отвели к нему. Вообще мне очень мешают работать, и с этой стороны мое житие здесь бесполезная трата времени. Но я крайне доволен тем, что, помимо Чехова, узнал Ярцева и Средина, — вот славные семьи! И какие у обоих жены! Надежда Николаевна с ними составила бы прекрасное трио.

Но мне за всем этим скучно без тебя и Макса.

Скучно без Щербакова — без Нижнего вообще…

Есть много предложений остаться здесь на вечное жительство, построить дом и т. д. Говорят, что это можно сделать и без денег. Но жить здесь даже и при наличности! хороших людей — невыносимо скучно, мне кажется, хотя, быть может, это кажется лишь потому, что нет Максима и тебя.

Вот я приеду — мы с тобой поговорим об этом основательно.

Ведь тебе хочется жить здесь, а мне, в конце концов, пожалуй, все равно, где ни жить. Вопрос о проведений сюда ж[елезной] д[ороги] решен. Это повысит цены на квартиры и понизит на продукты пищевые и вообще на товары.

Кажется, я — пойду в Каноссу, т. е. к Льву Толстому. Чехов очень убеждает сделать это, говоря, что я увижу нечто неожиданно огромное.

Ну, скажу я тебе, какую большую драму написал Тимковский! Какая глубокая вещь!

Я написал ему письмо по этому поводу, и он, кажется, поедет сюда.

Одобряю за помощь Володьке. А относительно Катерины — сокрушен. Впрочем, для меня не новость такое отношение к делу. Хорошо бы, если б до моего приезда, т. е. до пасхи, она ушла к мужу.

Морское дно? Давать уроки на таком расстоянии трудно. Неужели картинка в книге Павлова недостаточно ясна? Возьмите лоскутков и проволоки и сочиняйте фигуры по картинке. Возьмите картон и книжку по ихтиологии с рисунками рыб и вырезывайте из картона оных рыб. Вырежьте краба, спрута, чорта — ей-богу, это крайне просто!

Тут за мной ухаживают барыни — я попробую утилизировать их пустое время. Но, хотя и ухаживают — ты не беспокойся, ибо самой сносной из них лет за сорок, а самая молодая — харя и глупа, как лягушка.

Господи! Сколько на земле всякой сволочи, совершенно не нужной никому, совершенно ни на что не способной, тупой, скучающей от пустоты своей, жадной на все новое, глупо жадной.

А впрочем — до свидания!

Опиши мне как-нибудь Максимкин день, час за часом — хоть завтрашний — с утра до вечера. Я напишу рассказ: «День моего сына».

Целую тебя и его. Кланяюсь. О матери ни слова — почему?

Алексей

64

С. П. ДОРОВАТОВСКОМУ

22 или 23 апреля [4 или 5 мая] 1899, Н.-Новгород.

Добрый Сергей Павлович!

Поздравляю с праздником.

Посылаю «Однажды осенью», — кажется, это можно напечатать, вещичка колоритная. Владимир Александров говорил мне, что Вы готовите третий том к печати, — пожалуйста, пришлите список вещей, которые войдут в него. Я не помню, что именно послал Вам для него, кажется, там есть «Самоубийство», — это не надо помещать — пустая вещь. Поместите чертей и — очень прошу — постарайтесь восстановить в цензуре начало второго «Чорта». Поссе говорит, что это можно. Пришлите корректуру «Вареньки» и «Кирилки».

Второе издание первых книжек я готовлю Вам. Ну — и достаточно о делах. «Жизнь» меня радует. Я извиняюсь пред Вами и редакцией за мое письмо по поводу письма к Суворину, — знаете, издали ужасно трудно верно судить о происходящем. Но тем не менее редакция должна была поставить дату — 26-е февраля — под письмом, выходящим 29-го марта. Дело прошлое, впрочем. Впредь буду осторожнее…

Земно кланяюсь Вам. Всего доброго!

А. Пешков

65

А. П. ЧЕХОВУ

23 апреля [5 мая] 1899, Н.-Новгород.

Христос воскресе!

Дорогой Антон Павлович!

Выехал я из Ялты — после некоторой возни с начальством — и в субботу в 6.40 вечера был в Москве. Московский адрес Ваш я потерял, встретил Корш на вокзале — забыл ее спросить. Помню — Дмитровка и — только. Шлялся по Москве, был в Кремле у заутрени, был на Воробьевых горах