Мудрая кровь - Фланнери О'Коннор

— Мне без разницы, — сказала девочка нежно, — крепко ли ты меня любишь.

Он перевел взгляд на ее шею. Девочка стала медленно наклоняться к нему, так что их носы почти соприкоснулись, но он так и не поднял на нее взгляд.

— Я тебя вижу, — сказала девочка игриво.

— Убирайся! — Он в ярости вскочил.

Девочка поднялась и спряталась за деревом. Хейз снова надел шляпу и застыл, потрясенный. Только сейчас он сообразил, что «эссекс» брошен посреди дороги и кто угодно может на нем уехать.

— Я тебя вижу, — раздался голос из-за дерева.

Хейз торопливо двинулся в другую сторону, к машине. Довольное выражение исчезло с лица, выглядывавшего из-за дерева.

Хейз забрался в машину и попытался ее завести, но раздавалось лишь урчание, похожее на шум воды в канализационной трубе. В панике он стал колотить по стартеру. На приборной панели были два каких-то прибора со стрелками, беспорядочно скакавшими то в одну, то в другую сторону, но они работали сами по себе, независимо от всей машины. Хейз не мог понять, кончился бензин или нет. Шабаш Хокс подбежала к изгороди, плюхнулась на землю, прокатилась под проволокой, подошла к окну автомобиля и стала смотреть на Хейза.

— Что ты сделала с моей машиной? — Хейз бросил на нее бешеный взгляд, вылез и, не дожидаясь ответа, пошел по дороге. Девочка помедлила, но двинулась за ним, держась на расстоянии.

Там, где от шоссе отходила проселочная дорога, стоял магазин с бензоколонкой. До него было полмили, и Хейз прошел этот путь быстрым шагом. Все казалось заброшенным, но через несколько минут из-за деревьев вышел человек, и Хейз объяснил ему, в чем дело. Пока тот выводил грузовик, чтобы отвезти его обратно к «эссексу», подошла Шабаш Хокс и сразу же направилась к стоявшей у стены домика железной клетке футов шести в высоту. Хейз только сейчас ее заметил. Там сидел кто-то живой, и, подойдя поближе, Хейз разобрал надпись на табличке: «ДВА СМЕРТЕЛЬНЫХ ВРАГА. ПРОСМОТР БЕСПЛАТНЫЙ».

В клетке на полу валялся необычайно худой черный медведь — его шкура была испещрена следами птичьего помета; выше, на жердочке, сидел небольшой ястреб с изрядно потрепанным хвостом. У медведя не хватало одного глаза.

— Пошли скорее, если не хочешь здесь остаться, — грубо сказал Хейз, дергая девочку за руку. На грузовике они добрались до «эссекса». По пути Хейз рассказал о Церкви Без Христа, изложил ее принципы и сообщил, что в ней нет понятия «незаконнорожденный». Механик не отзывался. Когда они подъехали к «эссексу», он наполнил бак бензином, Хейз снова попытался завести мотор, но опять ничего не вышло. Механик открыл капот и заглянул внутрь. Это был однорукий человек с двумя зубами песочного цвета и глубокомысленными голубыми глазами. За все время он произнес не больше двух слов. Он долго смотрел под капот, но ни к чему не притронулся. Затем захлопнул его и высморкался.

— Что там сломалось? — спросил Хейз взволнованно. — Ведь это хорошая машина?

Механик не ответил. Он опустился на землю и заполз под «эссекс». На нем были башмаки с загнутыми носами и серые носки. Под машиной он лежал довольно долго. Наконец Хейз опустился на четвереньки и заглянул посмотреть, что делает механик. Но тот совершенно ничего не делал — просто лежал и, поглаживая единственной рукой подбородок, смотрел, словно чего-то ожидая. Вскоре он вылез из-под машины, достал из кармана кусок фланели, вытер лицо и шею.

— Послушайте, — сказал Хейз, — ведь это хорошая машина. Вы ее просто подтолкните. Эта машина довезет меня куда угодно.

Человек молча забрался в грузовик, Хейз и Шабаш Хокс сели в «эссекс», и он стал их подталкивать. Через несколько сотен ярдов «эссекс» принялся трещать, чихать и фыркать и поехал самостоятельно. Хейз высунулся из окна и показал, что грузовик может отъехать.

- Ха! — сказал он. — Ну что я вам говорил? На этой машине я куда угодно доеду. Конечно, она может иногда застрять, но ненадолго. Сколько я вам должен?

— Ничего. Ровным счетом ничего.

— А как же бензин? — спросил Хейз. — Почем бензин?

— Даром, — ответил человек с тем же выражением.

— Спасибо, — сказал Хейз и отъехал. — Не нужно мне от него одолжений.

— Это клевая тачка, — сказала Шабаш Хокс. — Идет как по маслу.

— Да уж, ее делало не стадо иностранцев, негров или одноруких, — произнес Хейз. — Ее делали толковые люди.

У поворота на шоссе грузовик снова с ними поравнялся, и Хейз с одноруким обменялись взглядами.

— Я же говорил, что она довезет меня, куда я захочу! — крикнул Хейз человеку с глубокомысленными глазами.

— Некоторые вещи, — ответил тот, — возят разных людей в разные места, — и свернул на шоссе.

Хейз свернул следом. Ослепительно белое облако превратилось в птицу с длинными тонкими крыльями и скрылось позади.

Енох Эмери знал, что его жизнь больше не будет прежней, предначертанное стало свершаться. Он всегда был уверен: должно что-то произойти, — только не знал, что именно. Если бы он всерьез поразмыслил, он, вероятно, решил бы, что пришла пора оправдать отцовскую кровь, но Енох жил одной минутой и не заходил в раздумьях столь далеко. Подчас он вообще не думал, а только удивлялся, неожиданно замечая, что делает то или другое, — так птица обнаруживает, что вьет гнездо, хотя вовсе не собиралась.

Предначертанное стало свершаться, когда он показал Хейзу Моутсу то, что лежало в стеклянном ящике. Для него все по-прежнему оставалось загадкой, но он не сомневался: от него ожидают чего-то ужасного. Кровь была самой чувствительной его частью, она разносила по всему телу проклятье, разве что мозг не трогала: и язык Еноха, поминутно облизывавший вскочившую на губе простуду, знал больше, чем он сам.

Первым делом в собственном поведении Еноха удивило то, что он стал экономить деньги. Он сохранял все, за исключением суммы, которую каждую неделю приходила забирать хозяйка комнаты, и того, что приходилось тратить на еду. Потом он решил, что ест слишком много, и стал откладывать эти деньги тоже. Енох обожал супермаркеты; всякий раз после службы в парке он около часа ходил по магазинам и рассматривал консервы или читал истории на пачках с хлопьями. Потом он заставил себя брать понемножку с полок то, что не особо оттопыривало карманы; не от этого ли, раздумывал он, удалось скопить столько денег на продуктах? Может, и так, но потом возникло подозрение, что экономия связана с чем-то гораздо более важным. Ему всегда нравилось воровать, но раньше он никогда не откладывал деньги.

В это же время он стал приводить в порядок свою комнату. Это была крошечная комнатка с зелеными стенами — то есть они когда-то были выкрашены зеленой краской,— в мансарде старого дома. Дом выглядел и пах, как мумия, но Еноху никогда и в голову не приходило сделать свое жилище поярче. И вдруг он застал себя за этим занятием.

Сначала он поднял с пола коврик и стал вытряхивать в окно. И напрасно: когда Енох втащил коврик обратно, в руках остались лишь жалкие ошметки. Енох предположил, что коврик был слишком старым, но решил к остальной обстановке отнестись бережнее. Он вымыл с мылом раму кровати, и под двумя слоями грязи неожиданно заблестело чистое золото. Событие это произвело на Еноха такое впечатление, что он решил вымыть заодно и стул. Стул был низеньким, круглым и продавленным до такой степени, что, казалось, хочет присесть. Золото блеснуло с первым прикосновением воды и исчезло со вторым, а в результате дальнейших усилий стул провалился, словно подводя итог многолетней внутренней борьбы. Енох не знал, хорошее это предзнаменование или дурное. Сперва появилось гадкое желание разломать стул на куски, но потом он решил оставить его там, где тот решил присесть; сейчас не стоило безрассудно рисковать смыслом вещей. Ясно было одно: он не понимает, что все это означает.