Полночь! Нью-Йорк - Марк Миллер

что было совсем некстати на совещании с двумя По́лями.

– Там было написано: «Привет, я тот, кто убил твоего отца».

– На французском? Ты говорила, что твоего отца убили в Нью-Йорке…

– Да, на французском.

– Кто такие эти «два Поля»?

Лоррен объяснила.

– Ясно, что дальше?

Она рассказала, как через некоторое время злоумышленник нашел ее в «Фейсбуке», как все время менял номер телефона и адрес e-mail и день за днем забрасывал ее сообщениями.

– Сколько месяцев это продолжается?

– Семь… нет, восемь.

– И ты думаешь, что именно этот человек напал на тебя в парке?

Лоррен вздрогнула и кивнула.

– Получается, он полетел следом за тобой в Америку…

Лео не счел нужным скрывать свой скепсис.

– Ну, он, по меньшей мере, в курсе случившегося, – сказала Лоррен. – В сообщении, которое я получила в больнице, он заявляет, что «в следующий раз доведет дело до конца».

Лео нахмурился:

– Ты рассказала Финку?

– Да. Инспектор счел все это совпадением, но, если он прав, откуда автор сообщения узнал о происшествии в Центральном парке? Кстати, Финк задавал много вопросов о тебе и Заке.

Лео нахмурился еще сильнее.

– Все более чем серьезно, – сказал он. – Ты подала заявление о преследовании в парижской полиции?

– Нет. Пока…

Он неодобрительно покачал головой, и его озабоченность тронула Лоррен. Она наклонилась и снова поцеловала Лео. Поцелуй вышел очень чувственным и нежным, с привкусом абсента и ароматом кокосового молока. «Она делает это чертовски умело…»

– Лео… – шепнула Лоррен. – Давай вернемся в отель… Сейчас.

Он улыбнулся. Она любит командовать и все контролировать. Конечно, раз ты так хочешь.

В лимузине он обнял ее за плечи, они поцеловались. Один раз, другой, третий. Гонзо молча вел машину, не спуская глаз с дороги, светофоров и клубов пара, которые, как часовые в ночи, тянулись вверх из люков. Тихо звучала музыка – Эндрю Бель, «In My Veins»[65]. У Гонзо оказался хороший вкус – эта песня могла растопить любое сердце. Он не ошибся с выбором.

– Спасибо за изумительную ночь, Гонзало, – сказала Лоррен, доехав до «Плазы». – Мне было очень приятно познакомиться с вами.

– Взаимно, señorita, – ответил Гонзо. – В следующий раз звоните мне, если захотите провести время супершикарно: у моего друга низкие вкусы.

Лео и Лоррен улыбнулись.

– Уверена, все так и есть, – сказала она.

– Открою вам секрет, – тоном заговорщика произнес Гонзо. – Вы слишком хороши для него, но не передавайте ему эти слова, идет?

– Конечно. Спокойной ночи, Гонзало.

– Сколько с меня? – спросил Лео.

– Это был подарок, брат. Добро пожаловать назад в мир живых… Позаботься и о ней, и о себе, amigo, – бросил Гонзо и умчался прочь. Фары «крайслера» растаяли в нью-йоркской ночи под аккомпанемент Энрике Иглесиаса.

– Мне очень нравится твой друг, – сказала Лоррен.

– Мне тоже.

– Но его музыкальные пристрастия…

– Увы!

– Он всегда такой?

– Дважды «увы».

Лео скрипнул зубами, когда она попыталась снять с него рубашку. Увидев фиолетовые кровоподтеки на ребрах, повторяющие очертания континентов на глобусе, она передернулась от ужаса и спросила:

– Кто это сделал?

– Давай не сейчас, это длинная история…

– Пообещай, что расскажешь!

– Обещаю.

Лоррен начала нежно обцеловывать следы побоев, медленно поднимаясь все выше и выше.

– Эй, поосторожнее! – Она вскрикнула от боли, когда Лео разбинтовал ее рану и, едва касаясь губами, поцеловал кожу вокруг.

Они занялись любовью, потом разговаривали, смеялись, пили кока-колу и виски из мини-бара, опять ласкали друг друга, опять разговаривали и…

За окном снова пошел снег, пурга свистела и выла на бесконечных проспектах и белых улицах. Снежинки липли к стеклам, кружили над пустым Центральным парком, очерчивали силуэты башен-близнецов Сан-Ремо – роскошного жилого кооператива на Сентрал-Парк-Вест и легендарный абрис Дакота-билдинг, скользили по головокружительному карандашу Башни Центрального парка, супертонкому жилому небоскребу в 98 этажей… Но в номере на шестом этаже «Плазы», за тяжелыми шторами, царили тепло и покой. В приглушенном свете ламп пара продолжала узнавать и приручать друг друга, и каждый чувствовал себя первооткрывателем неведомого завораживающего мира.

13

Нью-Йорк, пожалуйста,

пожалей меня сегодня,

Нью-Йорк, пожалуйста,

будь осторожней с моим сердцем.

The Chainsmokers, «New York City»[66]

Их страсть в эту ночь была яростной и нежной, они почти идеально подходили друг другу и щедро делились равнозначными дозами серьезности и игры, мягкости и бурного чувства. Его словно бы специально запрограммировали для нее, а ее определили его второй половиной. Эти двое напоминали метеориты, чьи траектории обречены вечно сходиться.

– Хочу посмотреть твои работы, – сказала Лоррен, теснее прижавшись к Лео.

– Не получится – Зак продал две последние, – посетовал он, играя с непокорным локоном на виске Лоррен.

– И ты больше ничего не написал?

– Нет.

– Почему?

– Вдохновение закоротило.

Он соврал, осознавая, что это не лучшее начало отношений, но как она отреагировала бы на правду, узнав, что он только-только вышел из тюрьмы? Лео чувствовал себя удивительно хорошо, и дело было не в том, что он впервые после трехлетнего перерыва любил женщину. Встреча с Лоррен успокоила, смягчила его душу, и он не хотел рисковать. Пообещал себе, что все расскажет – в нужный момент. Если он наступит, этот момент…

– Есть хочу! – заявила Лоррен.

– Мы сможем заказать в номер? – На его часах было четыре утра.

– Это «Плаза», здесь не знают слова «нет»! – Лоррен перекатилась на бок и сняла трубку внутреннего телефона, дав Лео возможность полюбоваться своими несравненно упругими и круглыми ягодицами.

Она заказала континентальный завтрак: миндальные круассаны, улитки с изюмом, сконы, маффины, яблочные конверты, тосты, датский сыр и фруктовый сок.

– Чай? Кофе?

– Кофе.

– Добавите греческий йогурт? – спросила она в телефон, подумав, что Поль-Анри Саломе улыбнулся бы, увидь он счет.

– Ну и аппетит… – прошептал Лео, куснул ее за мочку и уложил теплую грудь в свою ладонь.

Лоррен улыбнулась, спросила, сколько придется ждать, а получив ответ, повернулась к Лео с пылающими от возбуждения щеками.

– Я могла бы сказать то же самое. Кажется, ты сказал правду…

– О чем?

– О трехлетнем воздержании…

– Сатир, распутник… – томно произнесла она сорок минут спустя. Крошки, рассыпанные по простыням, кусались, как муравьи, тут и там коричневели кофейные пятна, на стеганое покрывало пролился апельсиновый сок, под подушки забилось несколько изюмин. Поле битвы, да и только… Лео встал, потянулся. Ему зверски хотелось закурить – впервые за ночь, что было удивительно.

В половине восьмого Лоррен вышла из ванной, наградила его мимолетным поцелуем и начала собираться. Открыла чемодан и дверцы шкафов.

– Не могу найти другую пару чулок!