Любовь с алмазным блеском - Мария Жукова-Гладкова

– Может, лучше к дому не подъезжать? – спросила я. – А то Василий услышит шум мотора, выйдет из дома, и преимущество неожиданности будет утеряно…

– Подъезжай, дочка, мы сразу же выскочим и приступим к делу. На улице-то удобнее махаться.

Мне что, я подъехала. Но Василий не вышел. Мотоцикл стоял рядом с открытыми воротами. За воротами был огород довольно внушительных размеров. Огородом явно занимались. Неужели сам Василий, или у него женщина имеется? В огороде также стоял туалет типа сортир.

Я подозревала, что унитаз и душ в этих местах имеются только в одном доме – в том, где сегодня ночью мне довелось гостить. То есть на ремонт деревенской избы потратили немалые средства, чтобы создать комфортные условия проживания тем, кто там дежурит. Значит, планировали обитать тут долго, и о своих сотрудниках кто-то сильно печется. В том доме явно есть бойлер, и каким-то образом подведена вода.

– Савелий Елисеевич, здесь у кого-нибудь есть водопровод? – спросила я.

– Нет, в лучшем случае электричество, и то не везде, – ответил вместо дедка Валера.

– Вода глубоко?

– Близко к поверхности. Загляните в любой колодец.

Ну если не глубоко, значит, провести воду в дом было не так уж и сложно. Но все равно какие затраты! Зачем? Алмазы или что-то еще? А что еще здесь может быть такого, от чего пойдет прибыль, с лихвой окупающая затраты на строительство и содержание крепких мужиков, вызывающих опасение даже у бывалой местной публики? Или и алмазов хватит? Хотя пока никто не знает, сколько их тут…

Тут мой взгляд упал на странное сооружение слева от крыльца. Я подошла поближе и поняла, что сооружение, скорее всего, глиняное. Оно доходило мне до середины бедра, претендовало по форме на срезанный сверху конус, который смастерили по пьяному делу. Диаметр нижней окружности составлял около метра. Сверху, на «срезанной» поверхности, в центре имелось отверстие. Я заглянула в него и так и не поняла, для чего предназначено это… сооружение. Или вещь? Я даже не могла его (или ее) правильно назвать.

– Что за штука такая? – спросила я у своих новых друзей.

– Печка, – сообщил Савелий Елисеевич.

– А почему на улице? Что она здесь обогревает?

– В ней хлеб пекут, – пояснил Валера. – Тут теперь таких много. Мы уже привыкли. А первый раз, когда увидели, тоже, как вы, не могли понять предназначения.

Я спросила, можно ли посмотреть весь процесс. Я хотела бы его заснять и показать людям в больших городах. Савелий Елисеевич ответил, что следует просить продемонстрировать работу печки где-то в другом месте. Васька сам хлеб не печет, а жена от него сбежала.

Валера тем временем толкнул незапертую дверь в дом. Незапертые двери всегда вызывают у меня чувство опасения и нехорошее предчувствие. Правда, я не исключала, что в этих местах дома не запирают. Кто захочет – все равно войдет. Правда, к крепким «чужим» мужикам в гости не ходят, а те наверняка запираются.

Валера вошел первым, за ним последовал Петр, готовя кулаки к бою, потом Савелий Елисеевич с топором. Шествие замыкала я с включенной телекамерой.

Но надежды мужиков на драку не оправдались. Василий был мертвецки пьян.

В его доме тоже стояло жуткое старье, но было значительно грязнее, чем у Савелия Елисеевича. Дедка вообще можно назвать аккуратистом в сравнении с Василием. Здесь тоже была одна большая комната, занавески на леске, стол, шкаф, кровать, этажерка, которых в Петербурге давно не увидишь. Я обратила внимание на одно странное сходство в обстановке: на шкафу у Василия по центру стояла бутылка из-под мартини. Рожа хозяина ассоциировалась у меня исключительно с первачом, и я не могла представить его пьющим мартини. И вообще не думала, что кто-то сподобился подарить ему бутылку. В то, что Василий сам ее покупал, я, естественно, не верила. Наверняка спер у каких-то туристов. Но кто станет брать в поход мартини?

Я задала соответствующий вопрос Савелию Елисеевичу и получила поразительные объяснения от Валеры с Петром. Оказалось, что традиция держать дома пустые бутылки из-под иностранного спиртного идет из советских времен. Это как бы вещь, прилетевшая из другого мира, – что-то типа летающей тарелки.

– У вас в Питере тоже, наверное, ставили, просто вы, Юля, человек молодой и не помните, – добавил Петр.

Я могла сказать однозначно, что у моих родителей никаких пустых иностранных бутылок точно не выставлялось. И я сомневаюсь, что они стали бы ими гордиться. Валера тем временем рассказывал, что однажды видел с гордостью выставленную бутылку из-под американской кока-колы. Брат-моряк в семидесятые годы сделал такой царский подарок, которым хвастались перед всеми гостями. Ну и распитие американской кока-колы, попавшей в СССР, напоминало священнодействие. Сейчас в такое сложно поверить.

Однако в здешних местах, как я поняла, предпочитают или напитки собственного изготовления, или дешевую водку. Василий недавно откушал именно водочки, пустая бутылка из-под которой каталась по столу. Но неужели он от одной бутылки отрубился? Или количество со временем перешло в качество?

Я предложила его сразу же связать и только потом приступать к процедуре протрезвления. Удивительно, но меня послушались, связали хозяину дома руки и ноги. Затем Валера принес ведро воды из сеней и облил ею Василия. Не помогло. Я решила сопроводить Валеру к колодцу за новой порцией и убедилась, что уровень воды на самом деле высокий.

Помогло только третье ведро. Потом Петр еще отхлестал хозяина дома по щекам – и тот усиленно заморгал, рассматривая нашу компанию. Савелий Елисеевич уже сидел за столом, положив топор перед собой, Валера дегустировал остатки самогона, обнаруженного под столом, я с телекамерой выбирала лучшее место для съемки, Петр жевал луковицу, стоя над лежавшим на мокрой кровати хозяином. Стол бы придвинут к кровати.

– Посадите его, пожалуйста, – попросила я.

При виде меня Василий как-то странно хрюкнул, закрыл глаза, открыл и снова зажмурился.

– Ну, Васька, паршивец, рассказывай, где алмазы! – велел Савелий Елисеевич и положил руку на топор.

Я ожидала какой угодно реакции, но только не той, которая последовала. Василий зарыдал. Непрошеные гости тоже не ожидали ничего подобного. Но у Василия по лицу ручьями текли настоящие слезы и смешивались с водой, продолжавшей капать с волос.

– Камни были? – уточнила я.

– Были, – всхлипнул Василий.

– Кто отобрал?

– Сволочи! Паскуды! Гады!

– Согласна с вами, что они – сволочи и гады. Но кто они?

– Москвичи недобитые… Приперлись в наши места…

Я не была уверена, что Константин, Слава и Митя, с которыми сегодня познакомилась по принуждению, москвичи. Я вообще-то посчитала их сибиряками. Хотя могли родиться в Сибири (или где-то еще за Уральским хребтом), а затем перебраться в Москву. Поэтому я уточнила, имеет ли он в виду мужчин, проживающих в доме с решетками.