Последние бои люфтваффе. 54-я истребительная эскадра на Западном фронте. 1944-1945 - Вилли Хейлман

Свернув на узкую асфальтированную дорогу, на которой было невозможно развернуться, мы остановились около нашего любимого места встреч.

Это был великолепный ресторанчик, известный своей кухней, идеальное место для пикников. Из огромного окна в его задней части открывался прекрасный вид на туманную местность внизу – вид на Париж. Тенистый сад был огорожен мощными стальными рельсами, а дальше начинался склон, весь покрытый цветущими дикими розами.

Нас уже ждали. Гастон, который прежде всего был деловым человеком, никогда не произнесшим ни слова о политике, провел нас с подобострастными поклонами через ресторан, в котором сидели только французы, в сад.

– Сюда, мои господа! Пожалуйста!

Было уже поздно. Светлая звездная ночь раскинула свою сверкающую сеть над спящим Парижем. Денежное довольствие «господ», пятисотфранковые банкноты, переходило из рук в руки. Мы не экономили, когда провожали хорошего друга. Это была великолепная прощальная вечеринка, восхитительный, аппетитный hors d'aeuvres, жаркое, клубничный омлет с «Бенедиктином» на десерт, белое бургундское, которое согревало сердце и развязывало язык.

Еще раз, как это часто случалось, наша компания разделилась. Отличный приятель покидал наше сообщество. Булли брал с собой Фреда Гросса. Они хорошо летали вместе, а это очень важно, когда ты начинаешь летать в незнакомой эскадре.

Я принял эскадрилью Булли, а лейтенант Вирц должен был возглавить 7-ю эскадрилью.

– Всего наилучшего, Хейлман, и хорошей охоты, – сказал Ланг, уезжая. – И смотрите в оба. В 9-й эскадрилье были «эксперты».[106] И ее избаловали. И, если быть достаточно откровенным, я не очень следил за дисциплиной.

«Зеленое сердце» привыкло к грубым командам Булли по двухсторонней связи в ходе жестких поединков и к его сумасшедшим разворотам, чтобы выйти на хорошую позицию для стрельбы, но теперь мы видели его в последний раз. Гауптман Ланг, кавалер Рыцарского креста с дубовыми листьями, и лейтенант Гросс, кавалер Рыцарского креста, погибли на фронте вторжения в последние дни прорыва.[107]

Так что теперь я командовал 9-й эскадрильей, взяв с собой Патта и Ханнеса Мёллера, а в 7-ю эскадрилью назначили несколько новых офицеров, чтобы компенсировать этот переход.

Гауптман Ланг говорил правду. Наземный персонал его эскадрильи был неорганизованной и недисциплинированной толпой. Штабс-фельдфебель думал лишь о мадмуазелях и носил в своем бумажнике дюжину фотографий подружек, запечатленных рядом с ним. Офицер нелетного состава (каждая эскадрилья имела такого офицера, который должен был представлять командира эскадрильи в вопросах технического обслуживания) был, мягко выражаясь, кретином.

С другой стороны, пилоты в эскадрилье были первоклассные. Лейтенант Целлер, унтер-офицер Брандт, обер-фельдфебель Шлафер вместе с Паттом и Мёллером составляли ее костяк. Это была замечательная компания, и они все могли положиться друг на друга.

Штабной писарь Кикс на основании приказов командира группы вывешивал на информационной доске маленькие карточки с номерами самолетов и фамилиями пилотов. В то время в каждом вылете могла участвовать лишь половина эскадрильи, и обер-фельдфебелю намекнули, что не надо докладывать о слишком большом числе пригодных к полетам машин. Это не было саботажем, это было необходимостью.

Ни Вайсс, ни его командиры эскадрилий не могли нести ответственность за бредовую чепуху относительно «смерти или славы». Боевые вылеты следовали один за другим, и между отдельными взлетами едва хватало времени, чтобы дозаправить самолет и пополнить его боекомплект. Нервы были натянуты до предела.

И постоянно повторялись эти проклятые штурмовки. В ходе таких набегов мы несли значительно больше потерь, чем в «собачьих схватках»; в тех, по крайней мере, вы могли защитить себя, сражаться за свою жизнь и бороться с врагом, чтобы занять выгодную позицию, тогда как во время штурмовок участь пилота зависела от наземных операторов наведения. Лидер группы или самый зеленый новичок, получив команду по радио, должен был лететь определенным маршрутом под постоянным зенитным огнем. Курс и высота были установлены жестко. И никто не знал, вернется ли он назад, потому что зенитки не делали различий между командиром и новичком, между той или этой машиной.

И было еще одно обстоятельство – награды.

В воздушных боях все было ясно. Больше побед – больше очков. За пять – семь очков каждому автоматически давали Железный крест 1-го класса, а на Западном фронте любого набравшего двадцать очков могли наградить Рыцарским крестом.[108]

Со штурмовками же все было совсем по-другому. Неправдоподобные сообщения об успехах в первые годы войны потребовали некоей системы контроля, чтобы сделать невозможными фантастические заявления о победах. Когда сбитый самолет не находили на земле или на него претендовали зенитчики, то заявка о победе не признавалась.[109]

Каждое донесение о победе должно было быть составлено в четырех экземплярах, и иногда проходили месяцы, прежде чем она официально признавалась. Часто награды не могли быть вручены, потому что летчик-истребитель был давно убит, и их приходилось отправлять его семье.