Артист (Управдом – 4, осень 1928) - Андрей Никонов

вот ствол и повело влево, вот он и не понял, что в маузере боевой патрон, секунды две доходило. А потом откачивать пришлось, как девчонка разрыдался.

— Он же артист, кого хочешь сыграет, — Кольцова отложила негатив, сцепила руки в замок, — увидел, что не вышло, и выдал сценку. Но в следующий раз обязательно меня позови, я такой кадр сделаю, пальчики оближешь. Думаешь, на Малиновскую охотятся?

Травин как раз этого не думал, скорее, убить рассчитывали бывшего партнёра Малиновской, уехавшего артиста, а патрон просто забыли вытащить. Но Лене хотелось думать, что охотятся на знаменитость, во-первых, потому что об этом можно сделать замечательный репортаж, а во-вторых, артистку она недолюбливала. Не до такой степени, чтобы смерти желать, но если случится, то вроде как и приятное совпадение.

— Помнишь, как мы банду в Москве взяли? — спросила она.

Строго говоря, преступников, воровавших драгоценности из Гохрана, брали уголовный розыск и уполномоченные ОГПУ, а главную роль в этом сыграл дядя Травина, Николай Гизингер, правда, с тех пор он как в воду канул. Причём, вполне возможно, в прямом смысле — бывший барон был тем ещё авантюристом. Банда Шпули и Радкевича не исчезла из жизни Сергея насовсем, через год после ареста внезапно объявились братья Лукашины, Пётр и Илья, их нашли убитыми в Лефортово. Травин тогда только начинал работать у Осипова, уполномоченного первой группы МУУРа, трупы Лукашиных он видел в прозекторской института Склифосовского.

— Конечно, помню, — ответил молодой человек.

— Мы же с тобой молодцы были, без нас ничего бы не вышло? — не отступала Кольцова.

— Ещё какие молодцы.

— Вот я и подумала, не тряхнуть ли нам стариной, не раскрыть ли покушение на известную артистку? — глаза Лены горели, она глубоко втянула дым и выпустила струйкой.

— У нас, — напомнил ей Травин, складывая газету, — здесь совсем другое дело, в воскресенье мы обедаем у Федотова, а потом ты будешь его обхаживать.

— Ха! До воскресенья ещё целый день, даже почти два, времени предостаточно. Я уже кое-что узнала.

— И что же? — вздохнул Сергей.

— Доски.

— Что — доски?

— Какой ты тупой стал, почтовое ведомство тебя доконает. Доски, которые свалились вместе с Малиновской, ты же помнишь? Я сегодня была там, где она с горки шарахнулась, и кое-что нашла.

Травин изобразил на лице заинтересованность. Он предложил режиссёру Свирскому вызвать милицию, но тот решительно отказался, заявив, что такие случайности на съёмках бывают постоянно. Сергей был с ним отчасти согласен, если положить трухлявые доски на край обрыва, с них обязательно кто-нибудь навернётся. И оружие, если его не проверит человек, который в этом разбирается, вполне может оказаться заряженным — после выстрела он сам проверил маузеры, все четыре штуки с пустыми обоймами. У маузера конструкции 96 на наличие патрона в стволе указывал приподнятый выбрасыватель, так что ошибиться, если знаешь, куда смотреть, было сложно. А если не знаешь, то легко, такие случаи происходили сплошь и рядом. И уж если браться всерьёз, стоило порасспросить других кинодеятелей, не было ли каких-то других подозрительных случаев, и только тогда ввязываться в дело, а лучше отдать свои наблюдения следователю.

— Их нет, — продолжала Кольцова.

— Кого нет?

— Досок. Кто-то прибрался, собрал все обломки, и унёс. Я осмотрела всё вокруг — ничего, только щепки.

— Может, пионеры убрались?

— Ха! Скажи ещё, нищие с рынка. Нет, друг мой, тут явно поработал преступник, и преступник неглупый, ведь если доски подпилены, это легко определить. Нам на лекциях рассказывали, был такой случай несколько лет назад, пошёл человек по нужде, и свалился прямо в яму, захлебнулся. А злоумышленник доски собрал и сжёг, только дело-то летом было, дрова занялись, и погасли, одна доска осталась обугленная, но со спилом, так и вычислили, ну ещё и по запаху, вонь от этих досок на всё село стояла. Следователь упрямым оказался, все считали, что несчастный случай, а он сообразил, что если бы так, никто эти доски трогать не стал.

— Откуда это у тебя?

— Что?

— Вот это — «Ха!».

— Неважно, — смутилась Кольцова. — Ну так что, ты будешь мне помогать? Или в радоновых ванных отлёживать буржуйские бока собрался?

— Хорошо, — Сергей кивнул, — но только в субботу, как раз должны что-то там доснять, в воскресенье идём к Федотову, ты с ним близко знакомишься, и на этом всё для меня заканчивается. Я, между прочим, в отпуске, на охоту собирался сходить, и Лиза тоже некоторого внимания требует.

— Кто? — нарочито спокойным голосом спросила Лена.

— Лиза. Девочка, которую я воспитываю, точнее, присматриваю.

— С каких пор?

— Год уже.

— Большая?

— Восемь лет. Сирота.

Женщина ехидно улыбнулась.

— Стоило оставить тебя одного, — сказала она, — ты уже ребёнка себе завёл, и сразу большого, чтобы с какашками и горшками не связываться.

— Конечно. У меня ведь нет Пашки Кольцова, чтобы за младенцами ухаживать, — Травин вылез из кресла, натянул рубашку, — пойду подтирать сопли и сказки на ночь рассказывать, а ты пока подумай, как бы нам Свирского на откровенный разговор вызвать. Может быть, там действительно что-то есть.

* * *

Свирский плохо спал.

В его номере ванной не было, пришлось ждать с четверть часа, пока кто-то из постояльцев плескался и тёр себя мочалкой, а когда зашёл в кафельное, покрытое испариной помещение, обнаружил, что горячая вода почти закончилась. Пришлось освежиться на скорую руку, процесс постоянно прерывался стуком в дверь, другие клиенты гостиницы не были такими же терпеливыми.

Можно было пойти в варьете, которое зазывало гостей в южном корпусе, или спуститься в ресторан и заказать графин водки, но в этом проклятом городишке всё отдавало нарзаном — и водка, и вода из-под крана, и даже полотенца и постельное бельё. Свирский сглотнул, всплывший в памяти образ пузырящейся воды с запахом сероводорода заставил ужин подступить к горлу.

— Проклятый городишко, — он вернулся в номер, задёрнул шторы, и накрылся одеялом с головой, предварительно выпив ещё коньяку, от нервов.

Приснился сон, будто бы это он падает с горы, а Травин ловит его, потом подбрасывает вверх и злобно хохочет. Тут же Муромский с пистолетом выцеливает счетовода, но не может попасть, режиссёр пытается ему помочь, раскрывает рот, но слова не идут. И тогда артист прицеливается уже в Свирского, на груди расплываются пятна крови, а сердце замирает.