Исповедь чекиста. Тайная война спецслужб СССР и США - Фёдор Жорин

Поэтому, уважаемый читатель, в том числе и профессионал спецслужбы любого государства, подумай об искалеченных жизнях людей, согласившихся в силу тех или иных мотивов на нелегальную, шпионскую деятельность вдали от своих родных, близких, от Родины. Особенно, если учесть, что таким лицам никто не доверяет. Их периодически перепроверяют, а еще чаще — стирают.

Только если в 1930-е годы их уничтожали массово, то в последующие — индивидуально. Они пополняли статистику несчастных случаев и естественной смерти. Замечу, автор не против патриотизма. Нет ничего благороднее, чем смерть во имя Родины. Но только не надо путать понятие Родина, Отчизна с тем предательским, самовлюбленным, эгоистичным политическим руководством страны, которое именно себя считает «Родиной». И только по прошествии многих лет проливается свет на истинное положение вещей.

Ведь в деле Генерального секретаря ЦК КПСС, Председателя Президиума Верховного Совета СССР, Главнокомандующего войсками Варшавского договора М.С. Горбачева правда появилась только в 1999 году, когда он на одном из семинаров американского университета в Анкаре откровенно заявил, что «…всю свою жизнь он посвятил борьбе с коммунизмом, как самым тираническим режимом. И в этом ему всегда помогала его жена Раиса, которая еще раньше него поняла всю антинародную, тираническую сущность коммунизма…» (цитата по книге Клауса Хьюна «Правда о Горбачеве», издательство Уленшпигель, Берлин, 2009, с.15–16).

Конечно, для контрразведчиков предательство даже таких высочайших чиновников и партфункционеров проходит почти безопасно. Ну, сместят с должности, уволят всех, как в 1991 году, на пенсию… А как судьба разведчиков, работающих за рубежом на положении нелегала?

Вспомните все или большинство фактов разоблачения спецслужбами таких лиц. Как правило, их предали их начальники, руководители. Не будем повторять известные факты предательства. Но все эти начальники-предатели занимали должности резидентов за кордоном (Орлов-Фельдман, Гордиевский), начальников управления кадров в ГРУ, секретарей парторганизаций в спецструктурах КГБ, имели дружеские связи с маршалами и министрами (Пеньковский, Попов, Носенко). Получается, что рядовой сотрудник разведки, контрразведки вкалывает, рискует жизнью, а его в это время уже предали и продали.

Такая ситуация серьезно отличает судьбу офицера, идущего открыто в атаку на противника и погибающего в бою, от патриота во вражеском тылу, которого предают, «сливают» свои же руководители, которых раньше поймали и перевербовали иностранные спецслужбы, а потом протолкнули на высокие посты в ведомстве и партии.

Пусть читатель уразумеет, что чекистам — патриотам приходится всегда, даже в мирных условиях работать как в боевых, ходить в полном смысле по острию ножа. Не каждому такая работа по плечу. Ее способны выполнять только истинные патриоты Отечества.

Ранее я уже отмечал свое восхищение содержанием программы обучения в Высшем учебном заведении КГБ при СМ СССР. Как оказалось, слушатель ВШ КГБ «вешал мне на уши лапшу», чтобы подчеркнуть превосходство элиты перед плебеем. Он явно не ожидал, что мне судьбой будет предоставлена возможность поступить и в самую систему органов госбезопасности, в частности, в военную контрразведку после обучения в 311 спецшколе КГБ, а затем и в самую Высшую школу КГБ при СМ СССР.

В 1965 году, через год службы оперуполномоченным особого отдела КГБ СССР в гарнизоне Осиповичи Белорусского военного округа, меня направили на учебу в ВШ КГБ. Нахальство мое было немыслимым. Не зная ни условий поступления, ни условий конкурса и количества претендентов на одно место, я упаковал свое военное имущество и книги в один ящик (от боеприпасов) и послал в Москву медленной скоростью. Итак, 1 августа 1965 года вместе с остальными молодыми особистами я прибыл по адресу: г. Москва, Ленинградский проспект, 3 — для сдачи экзаменов. В начале была повторная медкомиссия. Помню, что на вопрос анкеты: «Употребляете ли спиртное, курите?», я написал: «Не курю и не пью, но если для дела необходимо, то сделаю». Надо мной смеялись и говорили, что редко кто признается в употреблении алкоголя. Но мои ангелы-хранители на небесах помогли начальству разобраться в вопросе «кто есть кто?».

Однако разговор был начат с «охотничьих рассказов» и «лапши» слушателя ВШ КГБ в поезде «Одесса — Луганск» в феврале 1962 года. Правда оказалась значительно серее и неинтереснее. Никаких выездок, лаун-теннисов, бальных танцев. Только юриспруденция и немного иностранного языка. Кроме того, за год до моего поступления школой командовал генерал-лейтенант Питовранов. Обстановка была не то чтобы демократическая. Она больше смахивала на анархию. Слушатели-курсанты ходили в самодельных погонах, офицерских габардиновых гимнастерках, шиком было с расстегнутым воротником и без головного убора пройтись по Москве. Часто их без шинели подвозили черные служебные ЗИСы, ГАЗ-21 и т. п. Хуже была потеря элементарной бдительности. Кроме того, что спецшкола находилась в центре Москвы, возле Белорусского вокзала и в начале ул. Горького (ул. Тверская), что позволяло фотографировать входящих и выходящих будущих разведчиков и сотрудников безопасности наших посольств за рубежом, во двор школы, где происходили официальные построения мероприятия и т. п., выходили окна из магазинов и бытовых мастерских.

Естественно, что однажды, как все давно предсказывали, случилось то, что и должно было случиться.

Профессионалы западных спецслужб перефотографировали весь выпуск офицеров 1964 года и отпечатали во французских журналах фотокарточки под рубрикой «Птенцы генерала Питовранова готовы покинуть родное гнездо. Где их теперь ожидать?».

Соответственно, режимные меры ужесточились. Генерал Питовранов был переведен на должность Председателя Торговой палаты СССР, где трудился до конца своих дней.

На курсантов и офицеров-слушателей ВШ КГБ направили внимание комендатуры. Патрули с величайшей радостью вылавливали и доставляли в Московскую военную комендатуру нарушителей воинской дисциплины — молодых чекистов. Сводки об этом педантично ложились каждое утро на стол начальника Высшей школы и начальнику Управления кадров КГБ при СМ СССР.

Мы были первым потоком офицерского состава в Высшей школе. Наверное, жизнь потребовала высокой квалификации нового поколения сотрудников органов госбезопасности. Необходимы были и научные кадры.

Но Высшая школа была не готова нас принять и подготовить. Преподаватели были разные — от профессоров московских вузов до практиков — сотрудников СМЕРШа. Последние просто рассказывали нам о своей оперативной практике. Учебников по спецдисциплинам фактически не было. Старые, времен НКВД — МГБ, отменили после замены Семичастного, а новых не успели подготовить.

Никто не поверит, но программа подготовки сотрудников органов военной контрразведки ВШ КГБ при СМ СССР периода 1966–1970 гг. писалась «по ходу пьесы». Наш поток стал подопытным.

Система органов КГБ даже не имела своей аспирантуры. В это трудно поверить, но в те времена система контрразведки только приближалась к проблеме научного подхода к обеспечению государственной безопасности.