Апрельский кот - Татьяна Веденская

– Молока мне. Что я, на молоко не заработаю? Дай молока, ты! – потребовал Сережа и, не получив желаемого, вдруг резко, неожиданно для всех, перепрыгнул через прилавок и бросил свое мощное, сильное тело на витрину с молочными продуктами. Самое обидное, что у Лизки молока было – как у коровы перед дойкой. Но после Сережиного кульбита в лавке начался полный кошмар, мракобесие и джаз. Охранники бросились на Сергея, причем тот, чьи нравственные чувства были оскорблены больше всех остальных, кричал, что убьет «эту тварь русскую».

– Он, вообще-то, родом из Казахстана, – вставила я, пытаясь остановить неизбежное. – Дайте, я просто уведу его.

– Беги, малахольная, – крикнул мне кто-то, когда потасовка уже началась. Мне бы послушать совета, его ведь неглупый человек дал. Но дома у этой «твари русской» сидела беременная женщина, на которой он еще жениться обещал, и я, недолго думая, бросилась в самую гущу событий. Не самая умная моя идея, закончившаяся тем, что охранник залепил мне кулаком в глаз. Впрочем, должна признать, что метил он не в меня, а в Сережу. Просто промазал и попал в меня. Я завизжала от боли, и это привело в чувство всех дерущихся, кроме, естественно, Сережи. Он, вывернувшись из лап охраны, все же сподобился разбить бутылкой красного вина витрину с молочной продукцией и стал хватать там пачки с молоком, а также, бог уж весть зачем, с кефиром, ряженкой и даже с айраном.

– Ах ты сууука!.. – закричал охранник. Весь пол был залит молоком и красным вином, охранник поскользнулся и грохнулся прямо в центр этого месива. Сережа вцепился в оставшееся молоко и полетел к выходу. Тут-то и подоспела полиция. Так я пала жертвой любви, в который уже раз.

– Это все из-за тебя! – первое, что я услышала, когда вернулась из полицейского отделения к сестре. Слава богу, Вовка уже спал, и не нужно было опасаться ненужных вопросов с его стороны. «Где мой папа?» – «В тюрьме». – «Почему?» – «Потому что тетя не смогла оттащить его от витрины с молоком». – «А зачем ему было нужно молоко?» – «Чтобы доказать семье, что он может ее обеспечить». Н-да, это был бы самый абсурдный диалог, рядом с таким даже сказочка про Гензель и Гретель становится относительно нормальной историей. Ну, насколько вообще можно считать нормальной историю про киднеппинг и людоедство. Брр!

– Что? Что из-за меня, Лиза? – устало спросила я, держа пакетик из-под заваренного чая на глазу. – Поясни, пожалуйста.

– Его что, посадят? Господи, что же это такое? – причитала сестра. Я лично не видела никакой проблемы в том, чтобы Сережу посадили хоть на двадцать лет, жизнь бы только стала лучше, хотя бы на это двадцатилетие. Но Лиза, к моему удивлению, демонстрировала искреннее отчаяние.

– Ты так его любишь? – спросила я, все еще чувствуя во рту неприятный металлический привкус крови. Я прикусила губу, когда меня ударили. Охранник потом, в полиции, долго извинялся и просил не писать на него заявление. Мол, не меня он хотел, не меня. Да я ничего и не стала бы писать.

– Он – отец моих детей.

– Я – отец твоих детей, – возразила я.

– Нет, Фая, ты – их тетя. Это очень плохо, что на тебя падает столько всего. Ты не успеваешь жить своей жизнью. Это из-за меня ты до сих пор не замужем! – заявила вдруг Лиза, настойчиво требуя доступа к моему разбитому глазу с целью дезинфекции.

– Еще одна из миллиона твоих сумасшедших теорий о том, как там все устроено в моей голове? Лизка, я не вышла замуж, потому что еще не сошла с ума, – ответила я.

– Да? Может, ты не веришь в любовь?

– Отчего же, – покачала головой я. – В любовь как раз верю. Самое жуткое из всех человеческих заблуждений, заставляющее нас бросаться в объятия людей, которые того не стоят и обязательно предадут и сделают больно.

– Неправда, это же не всегда так! – Лиза поднесла ватку с перекисью водорода к рассеченному веку. «Черт, может быть, даже шрам останется», – подумала я. – Любовь бывает и другой. Просто нельзя попасть в сказку, если не веришь в нее.

– Господи, Лиза, откуда только ты берешь эти фразы! – дернулась я в сторону, больше от боли. – Чувство, которое называют волшебством и магией, а на самом деле – это чистая физика. Твое любимое подсознание, которое принимает решение еще до того, как ты даже подумала об этом. Если ты увидела кого-то подходящего роста, с нужным разрезом глаз. Генетическое равновесие, баланс. Твоему подсознанию нравится Сережин рост, обхват плеч, его серые глаза. А то, что ты собираешься родить от него – во второй раз, – лишнее тому доказательство. Ты, к сожалению, всерьез считаешь, что это судьба и что с этим ничего нельзя поделать. Или ты сознательно бросалась к нему в объятия?

– Мне страшно все это слушать, – пробормотала Лиза. – Ты превращаешь волшебство в математику.

– Математика и есть – волшебство. Ладно, пожалуй, пойду. Да оставь ты мой глаз в покое! – и я попыталась увернуться в очередной раз от рук сестры.

– Подожди, я заверну тебе пирожков, – тут же отреагировала она. – И пообещай мне, что ты сходишь к врачу. Обещаешь?

– Обещаю, – пожала плечами я. – Надеешься, что он вылечит меня от рационализма?

– Надеюсь, что ты перестанешь уже жить моей жизнью и найдешь свое счастье. А я как-нибудь справлюсь и сама. Вот, помню, был же у тебя на работе какой-то Саша, тебе он нравился вроде. Ну, ты хоть что-то делаешь для того, чтобы обратить на себя его внимание?

– Делаю, делаю, – заверила Лизу я, впрочем, без всякого энтузиаста. – Лучше скажи, где мои солнцезащитные очки? Такие огромные, ты в прошлый раз брала их на дачу.

– Те, что с фильтрами?

– Через которые синяк виден не будет! – бросила я достаточно зло, чувствуя, как у меня пульсирует венка на виске. Голова еще заболит, и я не смогу уснуть, все буду вертеться, то думая о Лизе, то считая овец. Как можно быть такой нормальной и ненормальной одновременно? Что это? Любовь зла? О, без сомнений!

Я вздрогнула, возвращаясь в суровую реальность. Забрав из окошечка дежурной аптеки пачку с таблетками и проигнорировав инквизиторский взгляд аптекарши, побрела домой. Мы с Лизаветой жили всего в паре кварталов друг от друга. Когда папа переоформлял квартиру на сестру, он мечтал, чтобы мы могли хоть каждый день ходить друг к другу в гости. Что ж, его мечта сбылась.

Уже подходя к дому, я вдруг подумала, что хорошо бы было, если бы мама уже спала. Тогда мне не придется снова врать ей про нападение на меня злодеев-хулиганов. Не могла ж я ей сказать, что попала под руку, разнимая пьяную драку с участием будущего законного супруга ее любимой дочки Лизы! Нам еще предстояло как-то объяснить маме, что Лизавета и Сережа женятся и что маме предстоит стать не только тещей, но и второй раз бабушкой. Сережа маме не нравился, как и мне. Много раз она говорила Лизе, что той повезло, что Сережа оказался женат. Сплошное разочарование.

Мама, к счастью, спала. Я тихонько проскользнула в ванную. Не включая воду, я долго стояла и смотрела на себя в зеркало, пытаясь понять, что же сделала не так и как теперь все исправить. Лиза снова беременна. А я стою: лохматая, худощавая – ходячее недоразумение с тревожным взглядом серых глаз. Темные круги под глазами вместо макияжа. Вообще, я не уродина, вовсе нет. Помню, как в Сочи шла по набережной, высокая, угловатая и немного неуклюжая, в темно-синем трикотажном платье на тонких бретельках, с открытой спиной, и в босоножках на высоком квадратном каблуке. Все на меня смотрели. Волосы я тогда подобрала вверх, подколов их «крабом», накрасила губы, на нос взгромоздила солнцезащитные очки, хотя дело шло к вечеру. Я была так влюблена, что не хотела ничего замечать, ни о чем думать. Все было хорошо. Сколько лет прошло, пять? Да, мне было тогда двадцать два, а синее платье я купила на центральном рынке после долгих уговоров. Я могу быть красивой, но не хочу, боюсь. Что-нибудь опять пойдет не так, и кто-то будет страдать. Как тогда, пять лет назад. А платье мне тогда очень шло, и загар. Нужно взять Вовку, бросить Лизку с Сережей и махнуть в Сочи. Или вообще – в Болгарию. Подумаю. Придет лето. Пусть оно только придет. Сначала пройдет март, потом придет апрель. Апрель… Игорь Вячеславович… Малдер…