Самосожжение - Инна Тронина

Галя допила минеральную воду. Мы молчали, не решаясь вставить ни слова.

– Олина комната и та квартире в сумме дали двухкомнатную, на улице Космонавта Волкова. Там папа и нашёл свой конец. Оля практически ничего не знала о семье любимого тренера, да и не хотела знать. Считала, что сама кругом права. Состарившаяся жена должна безропотно уступить чудесно сохранившегося благодаря её заботам мужа свеженькой, как роза, девушке. Что касается Саши Агапова, то он не выдержал соседства с замотанной женой и парализованным сыном. Нашёл себе художницу Елену, перебрался к ней в Кузьминки, оформил развод. Квартиру оставил Дине и Стасику – поступил куда благороднее своего тестя. А уже потом, когда Дина пошла по рукам, нашёлся спонсор. Ссудил её деньгами, к которым Дина добавила сумму, полученную за жильё в Кусково. И купила ту самую квартиру, на Тверской. Не знаю только, почему она вдруг захотела оттуда съезжать…

– Но в конце ваш отец с Ольгой жили неважно? – Я, кажется, уже начинала что-то понимать.

– В последнее время они часто ссорились. Оля подумывала о разводе, – подтвердила Галя мои предположения. – Разумеется, ни о каком убийстве речь не шла. Можно ведь расстаться культурно, как положено. Становилось невозможно сосуществовать с вздорным стареющим мужчиной. Папа Олю к каждому столбу ревновал, устраивал сцены и кричал, что она хочет законного супруга со свету сжить. А сама, дескать, спит и видит себя единоличной хозяйкой квартиры, чтобы с новым хахалем там поселиться. И потом нёс всякую чепуху в том же роде. Оля тренирует пловцов в бассейне Спортивного комплекса Олимпийской деревни на Мичуринском. Так он ездил её встречать прямо к бортику бассейна. Проверял, не спуталась ли она с каким-нибудь парнем. Ольге и стыдно, и обидно было. Она ведь мужу никогда не изменяла, несмотря на колоссальную разницу в возрасте. Он сына хотел, а у Оли был привычный выкидыш, и всё девочки. Чем-то она болела, и дети погибали внутриутробно. Папа и это обстоятельство обыграл. Якобы Оля пила какую-то дрянь, чтобы не отягощать себя ребёнком и после смерти мужа выскочить за молоденького. Наконец Оля уехала к родителям в область – ведь папа начал её избивать. Заявила, что осенью подаст на развод, а лето себе портить не станет. Отдохнёт месяца три, а после займётся решением семейных проблем. Учеников взяла на август, так что всё равно скоро собиралась возвращаться. И вдруг в Чулки-Соколово нагрянула милиция. Соседи в Москве дали показания, что Семёновы жили плохо, ругались и дрались. А теперь Ольга не едет мужа хоронить. Надо проверить, не она ли его прикончила. Вот и всё, собственно. Папу милиция нашла, вернее, их вызвала аварийная газовая бригада. И служба спасения там была. Папа лежал под столом, накрытым для встречи гостей, но прибор был один. Бутылка водки «Асланов» распечатана, налита только одна стопка. Папа обычно так и пил, но никогда не делал этого в одиночку. Отпечатки пальцев на рюмке и бутылке – только его. А в остатках водки – сильнодействующее импортное снотворное. Оля уже почти сумасшедшая – ведь всё на ней сходится. Умоляет меня поручиться за неё перед следователем, если потребуется…

– Одну жену предал, так и другой ничего доброго ждать не приходится, – хмуро подвёл итог идеальный семьянин Буссов. – Знала ведь, за кого шла…

– Да! – вспомнила Галина. – Оля интересовалась, где папу хоронить. У него родных в Москве не было, кроме нас с Диной. А те, кто в Псковской области, в Порхове, бедны, как церковные мыши. Отказались принимать участие. На Востряковском, где мама лежит, я не решилась его закапывать. Они с тётей Златой в гробах перевернулись бы. И Оля решила везти его под Зарайск. Больше ничего о своём отце я сказать не могу. На тридцатое мая все папины друзья представили алиби. Никто из них в гости в тот вечер не приходил. Каждый представил кучу свидетелей своей невиновности. По всему получается, что папа в тот вечер был один. Случайные гости исключаются…

– То же самое знаю и я.

Буссов, несколько дней назад согласившийся выяснить результаты расследования обстоятельств смерти Семёнова, сдержал данное слово.

– Можно предположить и самоубийство. Всё-таки семейные проблемы способны доконать кого угодно. Но факты говорят об обратном. Ольга Афанасьевна Семёнова, урождённая Киселёва, отбыла в область к родителям двадцать третьего мая. Всю неделю после её отъезда Геннадий Николаевич провёл без эксцессов. Не тосковал, не пил, делал зарядку, бегал трусцой, плавал в бассейне. Вечером в прекрасном настроении возвращался домой. Два раза у него ночевали друзья, пять-таки не заметившие никаких отклонений. Наиболее ценные показания дал самый близкий товарищ Семёнова, тренер по парусному спорту Василий Данилович Матросов…

– Я его знаю! – перебила Галина. – Душевный, простой мужик. Нас с Диной несколько раз катал на лодках и на яхтах. Если бы все папины приятели были такими!.. Но нет, дядя Вася – приятное исключение…

– Отлично. Значит, его словам вы поверите. За два дня до трагедии Матросов заехал к Семёнову. Они собирались вместе поужинать. Семёнов пошёл варить картошку, а Матросов остался в комнате и увидел на столе красивые глянцевые проспекты, листовки с изображением различных достопримечательностей, причём зарубежных. Семёнов несколько раз бывал в соцстранах, на соревнованиях и по путёвкам. Но чтобы задумываться о Париже, Риме или Канарских островах!.. Таких денег у Геннадия сроду не водилось. Кроме названных, там были рекламные материалы по Австрии, Англии, Германии, Греции, Португалии и Кипру. Когда удивлённый Матросов спросил, откуда эти книжечки, и для чего они скромному тренеру, Геша сказал: «Собираюсь хорошенько отдохнуть. И от Ольги, и от всей этой псовой жизни». На развод с женой Семёнов был согласен, но нашёл ли он другую женщину, Матросов не знал. Василий Данилович полюбопытствовал, откуда Геша такие деньги возьмёт, ведь туры-то больно дорогие. «Не волнуйся, достану!» – ответил ему Семёнов. А тридцатого мая они виделись в последний раз, в церкви Бориса и Глеба. После панихиды отправились на Перловское кладбище, в Медведково, где похоронен их общий друг, работавший в Госкомспорте. Его звали Глеб Алексеевич Конторин. Наверное, Галина знает это имя…

– Конечно, я его знаю, – согласилась Галя. – Правда, не так близко, как дядю Васю. Конторин запомнился мне как вылощенный, нагловатый человек, к тому же патологический бабник. Папа, помнится, очень перед ним заискивал. Мне неприятно было на такое смотреть. Но портить отношения с влиятельным спортивным функционером папа не хотел. Конторин погиб не так давно – лет пять назад.

– Да, тридцатого мая исполнилось пять лет с тех пор, как Глеб Алексеевич сгорел на своём дачном участке в Акулово. Сгорел заживо, потому что его крики слышали соседи, но не смогли вытащить несчастного из дома, который полыхал вовсю. Это тоже рассказал Матросов, который беседовал с соседями Конторина по даче. Какие-то варвары проникли в дом, привязали хозяина к кровати, облили и комнату, и внешние стены бензином, подожгли. На пожарище работать трудно, следы практически уничтожены. Следствие решило, что это был грабёж. По крайней мере, кое-какие ценности были обнаружены в золе…

Буссов говорил, а я не понимала, почему он так подробно останавливается на личности Конторина. Не просто потому, что Глеб Алексеевич был вхож в дом Семёновых. Понадеявшись на дальнейшие разъяснения, я взяла из вазы персик. Ни Буссов, ни Галина к фруктам не прикасались.