Петля для скалолаза - Андрей Дышев

Через полчаса, когда мы свернули и упаковали палатку в чехол, вернулся Бэл. Кажется, он был не очень доволен результатами разведки маршрута.

– Здесь, – сказал он мне, водя по карте пальцем, – ледовая стена. Пройти очень трудно.

– Знаю, – ответил я.

– А если обойти по леднику Долра?

Я пожал плечами.

– Как прикажешь. Но так мы потеряем день.

Бэл задумался. Потом кивнул на Глушкова, который, сидя на снегу, расправлял вкладыш в ботинке.

– Как у него с ногами?

– Ничего страшного.

– А почему он такой зеленый?

– Гипоксия.

Бэлу не понравилась моя манера отвечать на вопросы. Он ждал от меня инициативы, предложений и советов. Я же демонстрировал полнейшее равнодушие к замыслам террористов и ставил себя вровень с остальными заложниками.

– Так я не понял, – с оттенком нервозности переспросил он. – Ты сможешь провести нас по ледовой стене?

– Завинтим крюки, – упаковывая свой рюкзак, ответил я. – Навесим перила. Пойдем на жюмарах.

– Это сложно?

– За Глушкова поручиться не могу.

Бэл скрипнул зубами и, скривившись, как от горькой пилюли, посмотрел на неприметного героя, который все никак не мог натянуть на ногу ботинок.

– Пусть уйдет с моих глаз, – сквозь зубы произнес Бэл Тенгизу.

– Эй, дегенерат! Глушкинштейн! – крикнул Тенгиз, мелко и часто сплевывая под ноги. – Мы тебя отпускаем! Вали отсюда.

Я не ожидал столь щедрого жеста со стороны бандитов. Но свобода, которую они дарили Глушкову, была условной. Все равно что открыть дверь в летящем самолете и сказать пассажиру: «Ты свободен, парень!» Без страховки, без помощи Глушков не смог бы спуститься.

– Пожалей парня, – сказал я Бэлу. – Он сам не дойдет. Первая трещина станет его могилой.

– Может, мне его проводить до Азау? – начал заводиться Тенгиз, входя в свой привычный образ. – Может, обаный бабай, мне его на руках отнести, на шею посадить?

– Мне кажется, что ты себе льстишь, – заметил я.

– Ты на что намекаешь?

Я повернулся к Бэлу.

– Разумнее было бы отправить вниз Глушкова и Гельмута.

– Бэл, он вконец обнаглел! – воскликнул Тенгиз. – Может, всех вниз отправить?

– Заткнитесь оба! – прервал Бэл и посмотрел на меня, блеснув черными очками. – Дай немцу веревку и необходимое «железо». Пусть уходят вдвоем.

– Да ты что! – возмутился Тенгиз, но Бэл подвел черту:

– Все! Разговор закончен.

Бэл поторопился закрыть тему. Когда я достал из рюкзака моток пятидесятиметровой веревки и кинул его Глушкову, тот наклонился, поднял веревку, подошел ко мне и вернул бухту в мой рюкзак.

– Я никуда не пойду, – сказал он.

Я ударил его по руке, взял за грудки и как следует тряхнул.

– Парень, ты нездоров! – зашептал я. – У тебя кислородное голодание мозга! Сам ты можешь этого не осознавать, но мне ты способен поверить?

Он не сопротивлялся, и лицо его оставалось спокойным. Глушков терпеливо дожидался, когда я оставлю его в покое. Он ничего не соображает, понял я, отталкивая его от себя. Глушков сел в снег и не торопился снова встать на ноги.

– Инструктаж закончен? – спросил Тенгиз, подходя к нам. – Тогда разберись с фрицами.

Я повернулся и посмотрел на Гельмута. Старый немец крепко обнимал внучку.

– Гельмут, вы готовы? – крикнул я, догадываясь о том, что он мне ответит.

– Что я должен делать? – спросил Гельмут.

– Отправляться вниз.

Он отрицательно покачал головой.

– Я хочу один вопрос, Стас! Я вам прикажу: иди вниз, но оставь здесь свою дочь, свою жену. Вы пойдешь?

– Обаный бабай! – воскликнул Тенгиз. – Я такого еще не видел! Мы сроднились так, что нам теперь вовек не расстаться!

– Не надо делать вид, будто ты не понимаешь, почему Гельмут не уходит, – ответил я.

– А этот обмороженный Глушкевич почему не скачет вниз?

– Спроси его сам.

Тенгиз шагнул к сидящему Глушкову и коснулся его спины кончиком ботинка.

– Эй, чучело! Тебе мало приключений?

– Вы дарите мне свободу? – спросил Глушков, не оборачиваясь.

– Точно так, Глухенберг. И свободу, и веревку к ней в придачу.

– Значит, я могу поступать так, как захочу?

– Именно, кролик. Что в твоей больной голове взбредет, то и делай.

Последний, пятый, крюк входил в тело ледника, как в масло, но на последнем довороте раздался оглушительный треск. Ледяная глыба дала трещину, которая белой паутиной пронзила голубую толщу льда. Я повис на веревке, упираясь «кошками» в стену. Подо мной, метров на двадцать ниже, замер Гельмут.

– Эй, что случилось? – донесся до меня голос Бэла.

Я промолчал. Это казалось чудом, что трещина не увеличивалась в размерах и кусок льда размером с платяной шкаф, который она отсекла, оставался неподвижен.

– Помаленьку, Стас, помаленьку! – тихо умолял Гельмут. Он стал постепенно протравливать веревку, позволяя мне сантиметр за сантиметром опускаться вниз.

Я поравнялся с ним, накинул веревку на карабин и только потом облегченно вздохнул. Гельмут подмигнул мне и потрепал рукав моего пуховика.

– Я не очень люблю падать, – признался он.

– Я тоже.

Поочередно страхуя друг друга, мы спустились на балкон, к подножию стены. Перила из веревки были навешаны. Я принялся закреплять на них жюмар – приспособление, которое скользит по веревке только вверх.

– Выдержит? – спросил Тенгиз, дергая за веревку, как за цепочку сливного бачка.

Без всякого желания напугать я пожал плечами.

– Стопроцентной гарантии дать не могу.

– Тогда лучше ты иди первым.

– Как прикажешь, – ответил я и взялся за жюмар. – Но в этом случае страховать тебя будет старый Гельмут или Глушков.

– Ну тя на фиг! – Тенгиз схватил меня за капюшон. – Давай страхуй! И, не дай бог, сорвусь – зашибу всех к чертовой матери!

Он оттолкнул меня в сторону. Я взялся за страховочный репшнур. Мэд, глядя на то, как Тенгиз неловко тюкает шипами в лед и не слишком уверенно поднимается вверх, подошла ко мне, подняла свободный конец репшнура и обвязала его вокруг талии.

– Правильно! – отозвался сверху Тенгиз. – Нет уз святее товарищества. Сам погибай, а меня выручай…

Я приналег на репшнур. Тенгиз с четвертой попытки ухватился рукой за проушину крюка и сильным ударом вбил зубья «кошки» в лед.