Сибирский ковчег Менделеевых - Вячеслав Юрьевич Софронов

– Вот когда уедет, поди, и мы про то прознаем, а сейчас чего языками впустую чесать. Ладно, пора ужином заниматься, – решительно закончила на этом разговоры повариха и пошла к себе на кухню. Чуть посидев, разошлись и остальные.

Глава десятая

…Как и что происходило в дальнейшем, Иван Павлович помнил с трудом. Все казалось ему нереальным, словно в густом тумане, что случался у него на родине в покосное время, когда солнце уходит за горизонт, и поля окутывал белесый, укрывающий стога и людей, да и все окрестности густой, непроглядный туман.

Тем же вечером он написал письмо родителям, где просил их благословления на брак с купеческой дочерью Марией. Утром отнес письмо на почту и, вернувшись, известил двух знакомых ему учителей: Семена Гаревского и Ивана Борисовича Лафинова, человека еще не старого, но уже в годах, о предстоящей свадьбе, прося их быть сватами. Те, поздравив коллегу, тут же дали согласие и условились о дне прихода в дом невесты. А вот после сватовства пошли сплошные хлопоты: экзамены воспитанников, поиски портного для пошива праздничного платья, переговоры с батюшкой о предстоящем венчании и много чего другого.

С Машей они виделись всего раз или два, ни о чем толком не успевали поговорить, потому как тут же появлялся ее брат с различными вопросами по организации свадьбы или, тяжело сопя, заходила в гостиную Марфа Ивановна с вопросами, что подавать на стол во время свадьбы, поскольку сама она решить это не могла.

Ответ от родителей пришел довольно скоро. Они давали свое благословение и надеялись, что молодые побывают и у них в скором времени. Вместе с письмом они прислали сыну немного денег, понимая, что они ему понадобятся в самом скором времени.

Сватовство прошло вполне успешно, если не считать чересчур усердно нахваливавших жениха сватов, которые хватив наливки, дружно порывались поцеловать разрумянившуюся невесту.

Иван Павлович с трудом проводил их до дома, где Гаревский теперь уже без устали продолжал нахваливать невесту:

– Ой, и повезло тебе, Ваня! Где мои глаза были, когда мы с ней познакомились на концерте. Не углядел, каюсь, не углядел. Хотя моя невеста в Петербурге осталась, глядишь и дождется жениха своего. Тоже из хорошей семьи: отец ее столбовой дворянин, имеет собственную родовую усадьбу. Да его весь Петербург знает, но вот кто он, тебе пока не скажу, рано еще, а то глядишь, сглазишь, чего доброго.

Зато семейный Лафинов, опьяневший больше других, лишь хлюпал носом, поправляя очки, и согласно кивал на слова Гаревского. Потом он все же решился дать совет жениху:

– Главное, Иван, с приданым не прогадай. Мне говорили, что люди они весьма состоятельные, одной дворни сколько, ого-го! Нам с тобой и не снилось. Глядишь, заделаешься помещиком, будем перед тобой при встрече шапки скидывать да низко кланяться. Не прогадай, слушай меня…

Когда они уже распрощались и направились в свои квартиры, Гаревский окликнул Менделеева:

– Слушай, Иван, – смело перешел он на «ты», – а про обручальные кольца не забыл? А то, гляди, в самый ответственный момент во время венчания опростоволосишься перед всеми.

Иван Павлович так и застыл и хлопнул себя по лбу ладонью:

– Конечно, забыл. Ведь еще думал, что надо где-то в городе поискать лавку ювелира и во те на, совсем вылетело из головы, спасибо, что напомнил.

– Ничего, время еще есть, мне известна та самая лавка. Могу проводить и на правах друга посоветовать, что брать, а то тебе, чего доброго, подсунут дрянь какую, опять же конфуз будет. Деньги хоть есть на кольца или дать взаймы?

– Родители прислали семнадцать рублей, но часть из них за костюм портному отдал, а во сколько кольца обойдутся, даже не знаю.

– Ничего, ежели не хватит, добавлю по-дружески.

– Ой, спасибо тебе большое, Семен, – так же перешел на «ты» Менделеев, – даже не ожидал от тебя такой щедрости… Как жалованье получу, верну непременно. Подождешь немного?

– Подожду, подожду, а сейчас все, отдыхать, – помахал ему рукой Гаревский.

Лавка ювелира находилась в неприметном месте возле базарной площади и единственное, что ее отличало от прочих купеческих лавочек и лабазов, были крепкие стальные решетки на окнах и внушительные замочные петли на дверях. Из глубины к ним вышел пожилой хозяин в восточном халате и тюбетейке на плешивой голове. Его лицо украшала длинная седая борода, едва ли не до самого пояса.

– Слушаю вас, молодые люди, – с поклоном произнес он, хитро щуря глаза и присматриваясь к посетителям. – Зачем пожаловали? У меня товар разный имеется, готов показать все, что прикажете.

На другой день Иван Павлович зашел к директору Эйбену. Тот был уже в курсе предстоящей женитьбы одного из своих учителей и поздравил его со столь значительным событием. Дело было после обеда и, судя по всему, он успел принять изрядную доли хмельного напитка, отчего стал более разговорчив и даже откровенен.

Выслушав поздравления и поблагодарив директора, Менделеев перешел к основной теме своего визита, выразив ему свое желание видеть его среди гостей. А после того, как барон расплылся в благодушной улыбке и дал свое согласие, изложил свою главную просьбу: выделить ему в учительском доме три подходящих для проживания комнаты. Барон удивился его просьбе и спросил, не хватит ли молодой чете двух комнат, которые в настоящее время как раз пустуют. Но Менделеев стоял на своем, доказывая, что одну займет он сам с супругой, в другой должна разместиться прислуга из двух обещанных родителями невесты девок, а третья будет служить столовой.

– По штатному расписанию мне еще и кабинет для работы положен, – добавил он, не надеясь на успех.

Барон в ответ лишь громко рассмеялся, потом встал из-за стола, подошел к нему и похлопал по плечу:

– Этого я вам обещать не могу, но посмотрю, что можно сделать. Не буду скрывать, вы мне нравитесь. Не то, что ваш товарищ, который строит из себя непонятно кого. Вы истинный русский человек, который… Как это правильно сказать? Не держит в кармане, забыл это слово…

– Фигу, – подсказал ему Менделеев, – или лучше подойдет – кукиш.

– Что это значит? – удивился тот.

– А вот что, – ответил, ничуть не смутившись, Иван Павлович и поднес к носу барона известную фигуру, сложенную из трех пальцев.

– Фи, как некрасиво, – обидчиво произнес тот, скривя лицо в гримасе, – нехорошо показывать это своему директору. Никак не хорошо.

– Так вы же сами просили, – развел руками Иван Павлович, – вот я и показал, что ничего в кармане не держу, все на виду.

– Вы меня окончательно смутили. – Барон