Все моря мира - Гай Гэвриэл Кей

снились лошади – это было нечто новое и очень странное. Она скакала по равнине ночью, под обеими лунами, и ее волосы (ставшие снова длинными) развевались за спиной.

Снаружи, в вышине, растущие луны сияли над Срединным морем, и ветер в парусах уносил корабль на север сквозь ночь.

Рафелу тоже было не до сна. Он погасил фонарь, повесил его на крюк за дверями их кают, потом поднялся на палубу. Эли стоял у штурвала. Он никогда не спит, говорили о нем в шутку. Это недалеко от истины, подумал Рафел. Он пошел к Эли под звездами и лунами, которым его народ поклонялся как сестрам бога.

Его мысли все время возвращались к прошлому, чего ему обычно удавалось избегать. Надия в этом не одинока, подумал он.

– Есть что-то, о чем мне нужно знать?

Эли покачал головой:

– Легко идем – думаю, этот ветер будет дуть всю ночь. – Он взглянул на Рафела. – Ты в порядке?

Бен Натан пожал плечами:

– Буду в порядке, друг мой. Мысли одолели.

– Ты всегда такой, когда плывешь в Марсену.

– Что? Неужели?

Тот кивнул:

– Каждый раз. Я бы сказал, что это объяснимо.

– Не люблю быть предсказуемым.

Эли рассмеялся:

– Конечно, не любишь, Рафел. Ты всю жизнь стараешься этого избегать.

– Иди ты, Эли, – сказал он, посчитав это уместным ответом.

Эли опять рассмеялся:

– Хочешь выпить? У меня тут фляжка.

– Не очень, – ответил Рафел. – Просто немного побуду здесь, а потом попробую уснуть.

– Сон, – сказал Эли, – пустая трата времени.

– Нет, не пустая, – возразил Рафел.

Он прошел на нос. Его украшала фигура – морское создание, женщина с рыбьим хвостом. В хвосте спереди имелся тайник, иногда они прятали в нем разные вещи.

Он стоял рядом с фигурой и вспоминал последний из таких случаев, а затем его мысли унеслись еще дальше в прошлое, к тому времени, когда Марсена в широкой бухте на побережье Фериереса стала важным местом в его жизни. Вероятно, Эли был прав. Рафел действительно чувствовал, что прошлое возвращается всякий раз, когда они плывут туда. И странное ощущение настоящего тоже – стоит им только причалить и сойти на берег.

Разве могло быть иначе? В самом деле.

Стоя под солеными брызгами и ветром, чувствуя, как его охватывает печаль, он прочел молитву за мать и отца, а затем еще одну – как всегда – за своего брата, где бы он ни был в этом ночном мире. Если он все еще есть где-то в этом мире.

Пройдет еще какое-то время, прежде чем – не раньше лета – весть о насильственной смерти молодого Газзали аль-Сияба достигнет Альмассара, где он вырос и где жила его семья. Родные будут оплакивать его, во главе с горюющим отцом.

Газзали, старший сын, появившийся на свет почти сразу после того, как они бежали из Эспераньи на чужбину, не был самым добродетельным из молодых людей, но он был добрым ребенком с милым лицом, мальчиком симпатичным и поразительно смышленым. Он с ранних лет запоминал истории, рассказанные ему отцом или услышанные на базаре, а также, в десятилетнем возрасте, когда отец задал ему эту непростую задачу, запомнил первые трудные страницы великого текста ибн Удада.

Сияб аль-Арам никогда не оставлял надежды, что его сын вернется на путь Ашара и будет вести жизнь ученого и мудреца, чтобы достигнуть такого же положения, как его отец, или даже превзойти его. С тех пор, как несколькими годами раньше погиб от руки неизвестного убийцы Диян ибн Анаш, Сияб был главным судьей Альмассара и вызывал восхищение и уважение как своей строгостью, так и своей справедливостью. Когда этот добрый человек узнал, что его сына закололи (тоже кто-то неизвестный) на базаре в Абенивине и что это случилось несколько месяцев назад, он лишился покоя.

Смерть любимого ребенка может подействовать так. За этим может последовать все, что угодно. Для Сияба аль-Арама следствием стала острая тоска. Беспомощное желание еще раз увидеть своего мальчика, сделать так, чтобы перед расставанием они обменялись не теми резкими, подобными ударам двух кнутов, словами, а другими, учтивыми и полными любви.

Он плакал, часто, даже в суде. Говорили, что он уже никогда не стал прежним. Он умер меньше чем через два года после этого; не молодым, но и совсем не старым. Только сломленным.

Керама аль-Фаради, убитого халифа Абенивина, не слишком оплакивали, возможно потому, что после его смерти воцарился такой хаос.

Его следовало оплакивать. Он был не самым благочестивым из правителей, но никогда не угнетал добродетельных людей. Его правление стало для Абенивина десятилетием процветания в мире, который видел падение Сарантия, в мире, в котором гражданские войны бушевали совсем рядом. Это должно было послужить достаточным основанием, чтобы Керама аль-Фаради по-доброму, с любовью вспоминали в его городе. И с грустью передали под покровительство Ашара и всевидящих звезд. Но этого не произошло.

Увы, такое случается. Не всегда находится тот, кто отнесется к нам с добротой при жизни. Или по-доброму вспомнит о нас после смерти. Разве только бог, которому мы молимся, хотя мы и делаем это исходя из своих душевных порывов и желаний, а не из уверенности.

Глава IV

Переход до Марсены прошел без приключений. Ни непогоды, ни корсаров. Они и сами были корсарами – конечно, с разрешения халифа Альмассара. Это давало некоторую защиту. Не слишком надежную, однако, и точно не от пиратов и королевских кораблей Эспераньи.

Они опередили любые новости из Абенивина. Они сами были новостями. Рафел хотел этого. Он требовал от Эли идти на максимальной скорости. Они должны были доставить вести двум братьям, которые их ждали. Рафел не думал, что им следует бояться их сейчас: они выполнили то, для чего их наняли. Но эти двое были совершенно непредсказуемы. Особенно младший брат – он мог убить человека по мгновенной прихоти, под влиянием настроения. Такое уже случалось.

Марсена была известна как город, безопасный для ашаритов. Война за превосходство в джадитском мире между королем Фериереса и королевской четой Эспераньи привела к возникновению сложных альянсов и заигрыванию с запретами. Хотя запретить что-то королю было трудной задачей даже для Верховного патриарха. Скарсоне Сарди пытался, конечно, слал из Родиаса страшные проклятия, грозил прекратить отправление обрядов Джада – лишив людей надежды попасть к богу в свет после смерти – по всему Фериересу за то, что его король заключает соглашения с проклятым Гурчу.

Он раньше был легкомысленным человеком, этот еще молодой Верховный патриарх, его пристроил на столь высокий пост хитрый богатый дядюшка, который был правителем Фиренты во