Хэтти Браун и цветной дождь - Клэр Харкап

Когда они приблизились к огромной деревянной двери, страж, возглавлявший процессию, гордо стукнул по створке посохом.

– Я занята! – донёсся изнутри голос Мудрочервии.

– Ты откроешь Хотьгде-Контору по велению Лорда Мортимера.

– Я закрыла Хотьгде-Контору по велению Лорда Мортимера. Я готовлюсь к церемонии.

– Церемония перенесена.

– Не может быть! Дата установлена.

– Предоставь это мне, – сказал Лорд Мортимер и оттолкнул стража. – Открой дверь! – потребовал он.

Петли застонали, и створка сдвинулась, явив взору стену из бумаг, перекрывавшую весь проём. Стена раскачивалась, не позволяя взгляду отыскать проход. Со своего места Хэтти скорее угадывала, чем слышала, как натужно тикают часы, подвешенные в центре зала.

Лорд Мортимер злобно уставился на бумаги.

– Заставь их сдвинуться.

– Мудростью и знаниями сложно повелевать, – голос Мудрочервии доносился откуда-то из-за бумажного барьера.

Но едва она договорила, ближайшие колонны бумаг содрогнулись и раздвинулись, открывая проход в покои.

– Так-то лучше! – Лорд Мортимер одобрительно кивнул.

Он сошёл с подъёмного моста и шагнул в Хотьгде-Контору.

Группа сгрудилась возле двери, окружив Хэтти. Перед всеми был коридор, уходивший в центр зала, бумажные стены покачивались, как высокие травы на ветру. В конце прохода, за просторной гладью огромного письменного стола восседала Мудрочервия. Очутившись рядом с громадой её тела, длинный и тощий Лорд Мортимер показался карликом. Мудрочервия смотрела на него сверху вниз строгим взглядом, нарост у неё под подбородком мотался из стороны в сторону.

– Это крайне неподобающе, – проговорила она с явным неодобрением.

– Я решил провести церемонию пораньше, – ответил Лорд Мортимер, а один из стражей тем временем повёл Хэтти и остальных по проходу.

– Я не готова. Ничего ещё не готово.

– Не имеет значения.

– Это будет иметь значение в будущем. Нельзя нарушать правила. Мы ещё не выбрали свидетелей.

– Они уже здесь. – Пальцы Лорда Мортимера махнули в сторону группы, стоящей позади. – Они – не те, кого я избрал бы, будь у меня больше времени, но сгодятся.

Хозяйка Хотьгде-Конторы обвела их взглядом. Когда глаза её остановились на Хэтти, у Мудрочервии дрогнули щёки. «Пожалуйста, не говори ничего», – беззвучно умоляла девочка все те несколько неуютных мгновений, когда взор Мудрочервии задержался на ней.

– Это не то, чего я ожидала, – сказала Мудрочервия и посмотрела на Джека.

– Я услышал, что моя племянница находится в царстве. Хэтти Браун видели. – Лорд Мортимер раздражённо постучал пальцами по краю стола. – Я подумал, что лучше покончить с этим раз и навсегда, пока она не попыталась всё испортить.

Бумаги возле Хэтти зашуршали, и одна из башен неподалёку, похоже, придвинулась ближе к тому месту, где стояла девочка.

– Прочь! Прочь! – Страж ткнул башню в бок, и бумаги тотчас лизнули его. – Ой! – воскликнул он. – Порезался!

– Тогда вы сами подготовите комнату, – заявила Мудрочервия.

Лорд Мортимер щёлкнул пальцами и уставился на одного из стражей.

– Пусть этим займутся свидетели. Тогда они заслужат честь стать частью того, что должно произойти.

– Мебель уже здесь, но её необходимо перенести в боковую комнату, – проговорила Мудрочервия. – И не отвлекайте меня. У меня есть важные дела.

Её язык прошёлся по документу, и она извергла в плевательницу поток слюны. Когда Мудрочервия отплевалась, сквозь лес бумаг открылся новый проход, который вёл к скопищу стульев и скамеек. Стена за ними начала мерцать, и в каменной кладке обозначились призрачные очертания дверного проёма.

– Я не видел этого с тех пор, как мне стукнуло двенадцать. – Лицо Лорда Мортимера приняло довольно кислое выражение. – Тогда всё пошло не так, как я ожидал, но теперь я не допущу промашки.

Длинные пальцы Лорда Мортимера ткнули в мерцающую стену, но затем он повернулся и что-то сказал стражу.

– Там хранится Книга Царства? – шёпотом спросил Джек у Хэтти.

– Да. Во всяком случае, я так думаю, – поспешно поправилась девочка.

Нельзя же показать, что однажды она видела проход.

Джек вытаращил совершенно круглые глаза и разулыбался так, словно ему сказали, что он может съесть столько конфет, сколько он весит.

– Моя мама говорила, что это место существует, но я и не думал, что увижу его. – И парнишка зашагал к мерцанию света широкими торопливыми шагами.

Посох одного из стражей преградил Джеку путь.

– Сначала возьми что-то из мебели. Вы, молокососы, вечно ждёте, что всё сделают за вас.

– Давай её возьмём, – произнесла Хэтти и указала на скамейку, поставленную возле собрания роскошной резной мебели.

Джек покачал головой.

– Проще стулья таскать. – Он напряг руку. – Этот я перенесу без проблем.

– Но на скамейку можно усадить больше народу. Пожалуйста… мне одной не управиться! – Хэтти улыбнулась ему.

Джек пожал плечами. Хэтти направилась к одному концу скамейки, а мальчик – к другому. Прежде чем взяться за неё, девочка наклонилась, почти касаясь губами дерева.

– Можно я подниму тебя, дорогая Скамья? – спросила она.

Джек фыркнул.

– Ты чего делаешь?

– Спрашиваю, можно ли нам её подвинуть.

Джек наградил Хэтти взглядом, который ясно говорил, что он считает её совсем чокнутой.

– Тебе вовсе не обязательно так делать. И ты назвала её «дорогая Скамья». Глупость какая-то.

– Я просто веду себя вежливо. – Хэтти ещё сильнее склонилась над скамейкой. – Ты не против? – шепнула она.

Скамья молчала.

– Пошевеливайтесь! – прикрикнул страж. – Или ваши спины познакомятся с посохом. Лорд Мортимер торопится.

– Извини меня, Скамья. Я не могу ждать твоего ответа, – тихо проговорила Хэтти, поднимая её.

Скамья ничего не сказала и продолжала хранить молчание, пока дети несли её к мерцающей двери.

– Осторожно, – зашипел Джек, когда Хэтти приблизилась к стене. – Ты же ударишься.

– Дверь нематериальная.

– Откуда ты знаешь?

– Я… моя мама рассказывала мне об этом, как и твоя, – соврала Хэтти, надеясь, что Джек не обратит внимания на то, как она задеревенела, говоря о матери.

Хэтти делалось больно всякий раз, когда она думала о том, что могло случиться с матерью. Она сделала шаг к двери. Мерцание пошло рябью, а сама дверь подалась так легко, словно стена никогда и не была твёрдой.