Странная месть - Эшли Уивер

– Да не может она ни о чем догадаться. – Я узнала голос Реджи Лайонса. – Выдумала все от начала до конца! Ну, судя по всему.

– Возьми себя в руки, Реджи! – Эта строгая команда последовала от Беатрис. Я живо представила, как холодно смотрит она на брата поверх ободка кофейной чашки.

– Но убийство…

– Не было никакого убийства, – твердо заявила Беатрис. – Смерть Эдвина случилась из-за трагического невезения, ничего больше.

– Но в этом ее письме, она сказала…

– Я слышала, что она сказала, – снова перебила его Беатрис. – Ты позволяешь ей запугивать нас всеми этими завуалированными угрозами в адрес хозяев и гостей дома, а на самом деле она ничего не может знать, вот и все.

Так вот почему Реджи пригласил всех вернуться в Лайонсгейт по команде Изабель! Он просто боялся, что ей что-то известно и она раскроет тайну. Следующие его слова лишь подтвердили мою догадку:

– Так ты полагаешь, она знает о…

– Хватит, Реджи, – резко оборвала его сестра.

Тут я услышала, как кто-то спускается по лестнице, бесшумно отступила от двери на несколько шагов, а затем направилась к ней так, чтобы они слышали мое приближение. И когда я приоткрыла дверь, разговор тотчас прекратился.

– Будь добр, Реджи, передай мне мед, – попросила Беатрис.

И взглянула на меня, когда я вошла.

– Доброе утро, миссис Эймс. А мы как раз говорили о погоде. Похоже, скоро снова пойдет снег.

Лгала она беззастенчиво и виртуозно. И я подумала: Беатрис Лайонс Клайн несомненно принадлежит к числу женщин, с которыми следует считаться. Но все же удивительно, что, судя по слухам, в нее были влюблены и Эдвин Грин, и Брэдфорд Гленн. Чувствовалось в ней нечто расчетливое и осторожное, а также жесткость, которая вроде бы не располагает к проявлению пылких чувств.

– Что ж, еще немного снега не повредит, – заметила я, взяла тарелку и начала накладывать на нее еду.

– А я бы не удивился, если бы вдруг резко потеплело, – сказал Реджи.

Шаги, которые я слышала на лестнице, принадлежали мистеру Уинтерсу. Потому что именно в этот момент он вошел в столовую. Его бледно-серые глаза смотрели как-то рассеянно, словно он вовсе не замечал собравшихся здесь людей.

– Доброе утро, – произнес он, ни к кому конкретно не обращаясь.

Мы поздоровались с ним, и я собиралась вернуться к обсуждению погоды, как вдруг Реджи заговорил на тему, которая наверняка не выходила у его гостей из головы:

– Полагаю, я должен извиниться за то, что произошло вчера вечером за обедом. Надеюсь, вы понимаете, что мисс Ван Аллен…

– Хватается за соломинку, – тотчас перебила его Беатрис. – Просто ей до смерти хочется устроить еще один скандал за наш счет. И вся эта затея с треском провалится, как только она поймет, что мы не желаем играть в ее игры.

– Думаю, вы правы, – заметила я, хотя вовсе не была в том уверена. Я не слишком хорошо знала Изабель Ван Аллен, но чувствовала: она не из тех, кто бросает задуманное на полпути.

Тут к нам за завтраком присоединился Майло, приведенный в презентабельный вид благодаря стараниям Паркса. Вскоре следом за ним в столовой появились мистер и миссис Коллинз, а также Лаурель и Люсинда Лайонс, которая, конечно, заняла место рядом с Майло. Напряжение чувствовалось, однако все старательно делали вид, что ничего особенного не произошло. Изабель так и не появилась, и я ощутила облегчение. Видимо, уже успела позавтракать раньше.

Мы не стали комментировать ее отсутствие. И больше не говорили о ее заявлении за вчерашним обедом. Я была несколько разочарована, но затем подумала: наверное, оно и к лучшему. Я понимала, что нервы у Реджи на пределе. Видела, что Фрида бледна и даже осунулась, словно провела бессонную ночь. И еще она то и дело с тревогой поглядывала на своего мужа.

Когда трапеза закончилась, я извинилась и вышла. Люсинда Лайонс втянула Майло в разговор, и я догадывалась, что вернется он ко мне не скоро. А значит, подумала я, есть время прочесть еще несколько глав из романа «Жертва зимы».

Я притворялась, будто читаю эту книгу в чисто исследовательских целях, потому как не могла отрицать, что драма, описанная там, меня захватила. Изабель Ван Аллен определенно была наделена даром создания увлекательнейшей истории. Теперь остается лишь выяснить, где здесь правда, а где вымысел. И я надеялась, что в какой-то момент это пойму.

Фрида Коллинз с мужем вышли из столовой еще до меня; и оказавшись в нижнем холле, я увидела, что они стоят у двери в гостиную и тихо о чем-то переговариваются.

При звуке моих шагов они подняли головы. Затем Филипп обернулся к жене и что-то сказал ей, но так тихо, что я не расслышала. Она немного побледнела при этих словах. Затем он развернулся и стал подниматься по лестнице, а Фрида осталась одна в холле и проводила его взглядом.

По неясной причине это вызвало в моей памяти один давний день, когда она стояла такая же бледная и неуверенная. Стояла и держала в руке конверт с письмом, который боялась вскрыть. И вот мы молча смотрели друг на друга, а затем она наконец сорвала сургучную печать – и узнала, что ее худшие опасения оправдались.

Это было одно из самых моих ярких воспоминаний о Фриде, о том, как ее подкосило известие о смерти брата. Мэттью Молхаус первый из моих знакомых погиб на войне. Позже их будет много. Очень много. Но тогда то стало для меня настоящим шоком, первым трагическим событием в беззаботные юные годы, когда все остальные несчастья были еще впереди.

В тот момент я смогла как-то утешить Фриду, но, когда умер ее жених, у меня это не вышло. Она жаждала не утешения, а полного забвения. Именно эта смерть стала ударом, который затем подтолкнул ее к знакомству и безрассудному общению с Изабель Ван Аллен.

Я надеялась, что эти печальные воспоминания не отразятся на моем лице, но Фрида была целиком погружена в свои мысли и не заметила моего присутствия. Затем отворила дверь и прошла в гостиную. Через секунду я последовала за ней.

Она сидела у камина и смотрела на огонь – так сосредоточенно, что не услышала, как я вошла.

– Привет, Фрида, – тихо сказала я.

Фрида подняла на меня глаза:

– О, здравствуй, Эймори. Прости. Я сегодня с самого утра какая-то рассеянная.

– Да все мы немного не в себе, – заметила я, продолжая стоять в дверях. – Я тебе не помешала?

– О нет, что ты, ничуть. Как раз хотела поболтать с тобой наедине. Все искала удобного случая. Что же ты стоишь? Проходи, садись. – Она улыбнулась и вновь стала похожа на ту прежнюю Фриду, которую я знала. Еще в молодости она была настоящей красавицей и сохранила свою красоту до сих пор. У нее были роскошные блестящие светло-каштановые волосы и огромные карие глаза. Я помнила, как эти глаза искрились смехом, но теперь в них не было и тени прежней веселости. И я задумалась, в чем причина. То ли в том, что происходит сейчас в Лайонсгейте, то ли это как-то связано с ее замужеством и Филиппом Коллинзом.