Возвращение Томаса - Юрий Никитин

— Да, — ответил сэр Торвальд, он смотрел на Яру свеликим уважением. — А подумать только, из какого медвежьего угла... Гм,да-да, ее княжество больше не только нашего королевства, но и всей Британии,отсюда и величие тамошних князей... Дорогая Яра, я клянусь, что вы будетеокружены всем почетом, который заслуживаете, и никто и ничем не заденет вашейчести! Порукой тому мое слово, и потому даю торжественный обет...

Яра быстро прервала:

— Достаточно обетов!.. Я нисколько не сомневаюсь, чтомои права здесь будут соблюдены. Позвольте мне еще раз обнять мужа...

Олег наблюдал со снисходительной усмешкой, в голове вертятсяразные мысли, звучат разные голоса, спорят, все добывают истину, он уженаучился следить за этим процессом несколько отстраненно, влезая только вкритических случаях, когда уж совсем уйдут в сторону, а то и вовсе заспорят обабах, на эту тему соскальзывают всегда почему-то с необыкновенной легкостью.

Он взобрался на коня спокойный и равнодушный, замок этот емутакой же, как сотни других, ничего родного, а деревья везде одинаковые. Томасвскинул руку, далеко у привратных башен заскрипел ворот, лязгнули и завизжалицепи.

Тяжелая решетка из толстой закаленной стали медленнопоползла вверх, открывая дорогу из замка.

Олег посматривал на Томаса искоса, стараясь, чтобы тот невидел пристального взгляда, иначе сразу же спина еще прямее, взгляд тверд ирешителен, суровые складки у рта, готовность ответить ударом на удар, даже еслиэтот предполагаемый удар только предполагаемый, но все равно отвечать нужносокрушительно. Правда, и в остальное время Томас все так же тверд инепреклонен, и только в редкие мгновения его можно увидеть таким, какой насамом деле: ребенком в теле взрослого человека, иногда восторженным, иногдарастерянным и даже испуганным, но изо всех сил старающимся не выказать нистраха, ни растерянности, ни какой-то другой слабости, семь самых худших изкоторых вообще названы смертными грехами.

Другой мир, напомнил себе Олег. Мир, в котором человекуотказано в праве быть естественным. Мир, в котором человек должен быть таким,каким он... быть должен. И потому Томас, входя даже в пустую комнату, держитсятак, словно вдоль стен сидят незнакомые рыцари и смотрят на него оченьвнимательно. Так же точно ведет себя и женщина благородного сословия: хотьдома, хоть на прогулке держится так, будто на нее смотрит множество людей.

Мир обетов, если можно так сказать. Впрочем, почему нет?Ведь этот рыцарский мир — мир обетов. И не только рыцарский: все сословия даютклятвы и призывают Господа в свидетели, что выполнят то-то и то-то или сделаютто-то и то-то. От короля и до последнего простолюдина люди соблюдают посты вопределенные дни, а что это, как не демонстрация власти духа над плотью?

Кроме частных обетов, существуют еще и общие. Как, скажем,предприятие, вызванное благородным порывом освободить Гроб Господень отневерных. Тысячи и тысячи рыцарей, а также других людей, благородного инеблагородного сословия, давали обеты отправиться в Святые Земли и пролитькровь в сражениях за правое дело, первыми ворваться во вражеский лагерь иличерез пролом в крепостной стене, водрузить знамя на башне или на замкепротивника. Все соревновались в обетах, которые ничего им не принесут, каксказал бы человек предыдущего мира, только раны, увечье, а то и смерть, затоимеют целью пользу Отечества, церкви, победы Запада над Востоком.

То, что Яра, согласно рыцарским обычаям, повязала Томасу нашею свой платок, по нынешним меркам, почти ничем не обязала и не затруднила емужизнь. Во всяком случае, на взгляд Олега, с платком на шее ничуть необременительно, а в ряде случаев даже полезно: когда едешь по лесу, за воротникне сыплются сосновые иголки и всякий сор, всегда есть чем вытереть потный лоб,а в гостях — высморкаться.

Другое дело, что большинство рыцарей налагают на себя кудаболее строгие ограничения: не смотреть левым глазом, пока не будет выполненобет, носить на ноге цепь, стальной браслет на руке, черные ожерелья или что-тоеще, причиняющее неудобства. Собственно, это все та же борьба с плотью ивозвышение духа, так ярко и отчетливо проявившиеся в этой ветви развитияцивилизации: аскеты демонстрируют волю и силу духа тем, что не моются по десятьлет, не стригут ногти и волосы, отшельники — что живут в пещерах и питаютсямедом и акридами, а рыцари — что сражаются за честь, справедливость, а никак неза личную выгоду, как было в прошлых цивилизациях.

Конечно, сволочей и хапуг предостаточно и в этом мире, ноони как бы вне закона, во всяком случае, здесь осуждаемы алчность, похоть,корыстолюбие и прочее, прочее, смотри семь смертных грехов и семьдесят простонеприличных для достойного человека грехов и грешков.

Томас тоже поглядывал на Олега, тот едет слишком ужпогруженный в думы, а ведь столько пережито, только что расстались с такимиженщинами, есть о чем почесать языки...

Он вздохнул, напомнил себе, что он — крестоносец, а не чесунязыка, пустил коня рядом и, считая удачным моментом наконец-то обратитьязычника в истинную веру, заговорил о таинствах, о Божьих знаках ипредначертаниях, о самой сути веры Христовой.

Олег слушал невнимательно, видно, что не расстается сосвоими мыслями, наконец, ответил коротко:

— У Бога нет религии.

Томас поперхнулся от великого возмущения, долго кашлял, Олегдотянулся и стукнул кулаком между лопаток. У Томаса потемнело в глазах, онткнулся лицом в конскую гриву. Когда кое-как прокашлялся, прохрипел:

— Язычник! Когда нет доводов...

— Это у христиан занял, — возразил Олег. —Это у вас, чуть что — сразу в рыло!

— У нас дискуссии!

— Да, — согласился Олег, — видывал я эти...дискуссии. Особенно между катарами и арианами. Между альбигойцами и пуригонамитоже нехилые. И все из-за того, что Богу не хватает стойкости характера. Да ещеи твердых убеждений. Ему следует быть католиком, арианином или альбигойцем, даневажно кем еще, все равно, — но не стараться поспеть сразу всюду.

Томас хватал ртом воздух, как выброшенная на берег рыба.Лицо посинело от чудовищного богохульства, и в то же время не мог ответитьдостойно, калика уел, ткнув в очевидные разногласия между церквями, диоценами идаже епархиями.

Он покрепче стиснул древко копья, поклявшись себе, что этоне последний разговор. Христианин не может позволить, чтобы ему было хорошо, аближний страдал во тьме неверия и невежества. Калика еще услышит от негопламенные слова о Творце, которые прольют свет в его мохнатую душу!

Олег про себя посмеивался, краем глаза наблюдал заисполненным благородного негодования рыцарем. Сколько помнит этого кривляку,всегда держит спину прямой, нижнюю челюсть выдвинутой, а взор снисходительнолюбезным. Никогда не позволяет другим увидеть себя таким, какой он на самомделе...

Мелькнула ироничная мысль, а какой этот рыцарь на самомделе? Может быть, какая-нибудь редкая сволочь? Да еще со склонностью истязатьдетей и мучить женщин?