Живой проект - Дарья Еремина

— Джоффри? — догадалась Анна, но не получила ответа.

— Я надеюсь, вы поняли всю серьезность ситуации. У меня на самом деле не так много времени, — тихо продолжил Михаил. — На правах фактического владельца бюро я мог бы заставить вас выделить мне нужный самолет и вернуть ему первоначальные функции, Степан Агасович, но я приехал просить нарушить вас закон, а потому пойму и приму отказ.

— И перепродадите долг дальше?

Михаил несколько секунд молча смотрел в столешницу, а потом поднялся хмурый и бледный.

— Обанкротите бюро?!

Старший Гороян так же поднялся. Его глаза блестели яростью и страхом, готовностью защищаться и защищать, но лицо было так же бледно, как у собеседника.

— Нет, Степан Агасович, — качнул головой Михаил. — Я просто забуду о вас.

В повисшей тишине слышался гул ветра за стенами ангара.

— Я жду вашего решения в течение пятнадцати минут.

Михаил вышел из ангара и подставил шею ветру. Впереди и вокруг стелилась безразличная белая гладь. Слева темнела взлетная полоса, хотя ни один из заявленных в каталоге самолетов в ней не нуждался. Справа притаились две черные машины LPI. Закурив, Михаил прошел вперед.

— Поганый день, Вася, — поделился он, когда телохранитель остановился рядом.

— Как вы себя чувствуете, Михаил Юрьевич?

— Как дождевой червяк в банке.

— Хм, разве у дождевых червей есть сердце?

Михаил озадаченно обернулся к собеседнику и, сообразив, что тот имеет в виду, рассмеялся.

В это время Степан Агасович Гороян с особой остротой ощутил вес решения, которое ему предстояло принять. Подойдя к столу, Аня отпила из стакана и присела напротив отца.

— Его уберут сразу за матерью?

— Не знаю, пап. Возможно. Он готов к этому.

— Если его готовность определяется желанием забрать с собой побольше людей, то да, верю. Я не понимаю, как он смеет предлагать нам положить головы на плаху. Разве можно что-то скрыть в наше время? Разве можно избежать наказания? Разве мало нам выпало уже?

— Он дал тебе выбор и пообещал понять и принять любое решение. И в любом случае я поддержу тебя.

— Мне не нравится, как ты это сказала, Анна. Их же все равно убьют, меня посадят, самолеты заберут, а бюро закроют!

Анна молчала. В реплике отца не было вопроса.

— Никому не будет дела. Ты не помнишь, как поменялось все в мановения ока, когда они решили, что не выгодно содержать собственных конструкторов, если можно закупать технику…

— …  где больше откат предложат, пап. Не надо банальностей. Михаил Юрьевич ждет твоего решения.

— Я не заметил, когда ты стала такой черствой?

— Тебе показалось.

— Королев никогда не думал ни о ком, кроме себя и теперь, когда жареный петух клюнул, обнаружил, что вынужден просить помощи у совершенно чужих людей, и заметь, делает это так, будто мы его клоны!

Анна поднялась и обошла стол, чтобы обнять отца.

— Это нормально: бояться тех, кто сильнее и ненавидеть тех, кого боишься. Не мучь себя, просто скажи «нет».

— Если он попытается заставить вернуть Limo в изначальное состояние, я смогу пожаловаться властям.

— Не беспокойся, он не станет этого делать.

— Но он имеет право попытаться заставить!

— Он не станет, папа.

— Почему ты так уверена?

Аня посмотрела вниз, в пронзительные и умные глаза отца и пожала плечом:

— Считай, что у него нет на это времени.

Степан Агасович молчал, сжимая руку дочери на своем плече.

— Что мне передать Михаилу Юрьевичу?

— Скажи…  — он запнулся, и Анна перевела взгляд на дверь, чтобы не видеть муку на родном лице. — Я не имею права рисковать столь многим…  даже ради чьей-то жизни. Он сам сказал, я владелец последнего в нашей стране конструкторского бюро.

— Ты не построишь больше ни одного самолета, отец…  — прошептала Анна сдавленно.

— Не правда! Я был последним, кто служил своей стране! Если бы они держали свои обещания!.. Королеву все равно кого подставлять, он думает только о своей выгоде! Я рад, что ты увольняешься, и мы не будем иметь ничего общего ни с ним, ни с LPI!

— Три года назад ты гордился тем, что меня взяли в LPI, отец. Ты восхищался им! Когда мы ехали сюда, у меня не было сомнений, что ты поможешь.

— Да с чего я должен ему помогать, Аня? Что такого он сделал? Выплатил кредит бюро? Так мы по-прежнему должны! Почему он это сделал? Подожди, Аня! Ты приедешь к ужину?

— Нет, пап, — Анна шла к двери.

— Почему нет? Во сколько ты будешь?

— Я не знаю, нужно отрепетировать аукцион.

— Аня…

Голос отца заставил Анну остановиться.

— Ты же не собираешься оставаться у Королева? Ты компрометируешь себя! Мало, что Игорек тебя выгнал? Мало, что вся сеть пестрит вашими фото? Ты хочешь стать следующей, когда они уберут его? Хочешь подставить свою семью? Дело отца?

— Нет, пап, я не хочу этого.

— Ты объяснишь ему? — голос конструктора неуловимо изменился, требовательные ноты сменились еле уловимой мольбой. Анна обернулась, чтобы взглянуть на родителя.

— Ему не нужны объяснения, пап.

— Это высокомерие! Требовать что-то сделать, и не выслушивать никаких объяснений!

— Он не требовал, он просил.

— Да какая разница!? Такие люди даже когда просят — требуют!

— Какие люди, пап?

— Такие, как он!

— Какие именно?

— Все эти шишки, бонзы, богачи!

Анна вышла за дверь и быстрым уверенным шагом пересекла ангар. Остановившись у двери, девушка обернулась и замерла, перебегая взглядом по укрытым чехлами любимым силуэтам. Когда внешняя дверь открылась, и в лицо ударил свет и ветер, Анна на мгновение зажмурилась и отвернула лицо. Уже через мгновение она встретилась взглядом с президентом LPI. Он стоял вполоборота, засунув руки в карманы и разговаривая с кем-то невидимым. Анне захотелось провалиться сквозь землю.

Когда он направился к ней, девушка вышла из ангара и опустила голову.

— Довезешь меня до офиса? — в понимающем голосе Михаила слышалась улыбка.

— Я хотела бы побыть одна.

— Я знаю, Ань, — Михаил подбадривающее прикоснулся к ее плечу, — именно поэтому прошу меня подбросить.

— Вы даже когда просите — требуете? — спросила Анна с вызовом, направляясь к своей машине.

Михаил не обернулся, с тоской разглядывая ее следы на снегу и слушая, как заводится и уезжает ее машина.