Стальная империя Круппов. История легендарной оружейной династии - Уильям Манчестер

Документы по наиболее щекотливым проблемам собирались увезти в последнюю очередь, и это было ошибкой. Бумаги уже были сложены в подвале, дело оставалось только за транспортом, когда весть о катастрофе достигла виллы «Хюгель». Во второй половине марта началось расширенное наступление, 9-я американская армия быстро продвигалась на восток. Фельдмаршал Модель вскоре был окружен. Армии генералов Паттона и Ходжеса сомкнули клещи вокруг Рура, а генерал Коллинз, командовавший 7-м корпусом, ударил в тыл немецким частям, которые все еще находились на Рейне в районе Кельна. Американцы стремились теперь захватить город Падерборн, на восточной границе Рура. Здесь создавались первые броневые дивизии фюрера, здесь лучшие немецкие специалисты обучали новичков обращению с последними моделями Круппа. Учителя, ученики и машины блестяще отражали острые атаки, но шло ведь концентрическое наступление. 18 апреля американцам удалось окончательно сломить сопротивление немцев в этом районе. В окружении оказались 350 тысяч воинов рейха, больше, чем в Сталинграде, самый грандиозный разгром в военной истории Германии. После восемнадцатидневных боев фельдмаршал Модель, отдав приказ своим разбитым войскам продолжать борьбу, покончил с собой.

Пожалуй, Крупп сам бы с удовольствием застрелил фельдмаршала. Теперь документы спрятать или вывезти было уже невозможно, а среди них имелись чертежи секретного оружия и авуары предприятий, производивших боеприпасы, которые могли бы стать вкладом в возрождение Германии из пепла после второго Версаля. Теперь все это оставалось только сжечь. А времени ничтожно мало. Американская дальнобойная артиллерия уже обстреливала Эссен из Гамборна, города, находившегося всего в 70 милях.

Впоследствии на Нюрнбергском процессе обвинитель Сесилия Гец, комментируя отсутствие документальных улик против Круппа в таких делах, как наказания рабов, переписка с Аушвицем, депортация заключенных в Бухенвальд, преступления Бушмансхофа, заявила: «Конечно, наиболее опасные документы были сожжены до прихода американцев». Возражений не было, и суд отметил, что, «как видно из обстоятельств дела, большое количество документов из архивов фирмы Круппа было сожжено перед вступлением в Эссен войск союзников. Значение этого акта трудно переоценить».

Сожжение документов на одном Паркплац, по воспоминаниям Туббезинга, заняло около одиннадцати часов.

Между тем артиллерийские обстрелы Эссена усиливались день ото дня. Вместо бомбежек по ночам начались дневные налеты штурмовиков. Ходить по улицам стало опасно. Рабы Круппа понимали, что освобождение уже близко. Куда-то пропали эсэсовцы, которые грозились их расстрелять, а за эсэсовцами последовали и худшие садисты из числа охранников. По мере того как исчезали всякого рода Хассели и Герлахи, стали стираться грани между «высшей расой» и «неполноценными». Поль Леду и бельгийский священник отец Ком подружились с местными немцами, которые стали подкармливать заключенных.

8 апреля один из членов правления решил позвонить коммерческому директору завода в Бохуме. Трубку взял американец, хотя Бохум находился в 17 милях к востоку от Эссена. Американцы уже пришли и туда. С этого времени Крупп и Туббезинг приобрели привычку нервозно поглядывать на часы, словно ожидая прибытия противника в Эссен.

В ночь с 9-го на 10 апреля первые американские патрули перешли северную границу Большого Эссена. Немцы из северных пригородов впервые увидели бородатых американских военных, явившихся из страны, в которой, как говорил Гитлер, «жизненные идеи определяются мировоззрением жадных торговцев, которым чужды высшие проявления человеческого духа, такие, как музыка».

Какие бы недостатки ни были свойственны этим пришельцам (а отзывы интеллектуалов во всех европейских странах в следующие двадцать лет были часто не менее язвительными), надо сказать, что они вырабатывали свой национальный характер уже триста лет. У них, между прочим, была одна общая черта с их тогдашним противником – страсть к производительности труда и эффективности. С другой стороны, они питали жалость к побежденным – что никогда не было тевтонской чертой. Еще до прибытия в Рур они слышали об использовании там рабского труда. Теперь они это увидели, Крупп был прав: хотя их собственная страна последней среди цивилизованных наций уничтожила рабство, они отказывались понимать такие явления, как концлагеря. На всех уровнях это вызывало у них активное неприятие. Между тем надо было решать судьбу вчерашних узников, и при штабах корпусов создавались спецподразделения по делам перемещенных лиц.

Сотни, если не тысячи вчерашних рабов бродили по городу в ожидании дальнейшего поворота событий. Впоследствии немцы рассказывали страшные истории об ограблениях, изнасилованиях, убийствах того периода. Жажда мести со стороны иностранцев была бы объяснимой. Можно понять генерала Тэйлора, который заявил: «Вряд ли мы бы оказали добрую услугу Круппу и другим обвиняемым в военных преступлениях, оставив их на свободе. Они превратились бы в объект мести со стороны частных лиц, стимулирующей широкомасштабное политическое насилие».

Последнее утверждение, впрочем, сомнительно. Американская армия подавила бы любой бунт, а бывшие рабы не способны были к созданию организации. Да и одиночные бандиты среди них были редкостью. Немецкие домохозяйки, бывало, рассказывали, как к ним во двор являлись группы оборванцев. Женщины хватались за ножи, предпочитая самоубийство насилию, однако пришельцы всего лишь просили еды, воды и наводили справки о дороге. Им хотелось поскорее попасть домой. Был, правда, один случай, когда украинцы разграбили винный погреб фирмы. Немцы рассказывали об этом скорее сочувственно. Большинство освобожденных узников вообще были слишком слабы, чтобы помышлять о сведении счетов со вчерашними хозяевами и охранниками. Отец Ком после семи месяцев заключения весил всего около 100 фунтов и, даже получив медицинскую помощь от бельгийского Красного Креста, смог вернуться домой только через пять недель, но и тогда прихожане не узнали его. Как уроженец Запада, священник получил сопровождающего. Русские получали питание в армейских кухнях и были предоставлены сами себе вплоть до соединения двух фронтов.

В лагерях Круппа использовался по большей части принудительный труд уроженцев Востока, поскольку их было много и они обходились дешевле. Выходцев с Запада было меньше, и с ними группы по перемещенным лицам управлялись скорее. В американской 9-й армии были офицеры, знавшие французский, фламандский, итальянский, все скандинавские языки, а также, к удивлению сестер Рот и Кенигсберг, многие восточноевропейские языки. Когда дезертиры в доме Нирмана переоделись в штатское и исчезли, Елизавета, Эрнестина, Агнес и Рене решились дойти до угла Маркшайде и Альтендорферштрассе в сопровождении своих хозяев. Дальше улица была заполнена американскими военными и их боевой техникой. Это зрелище напоминало военный парад по случаю победы. Елизавете захотелось помахать флажком, и тут она от удивления схватила сестру за руку: мимо них медленно проезжал джип, а внутри сидел капитан, чей мундир украшала эмблема в виде красно-бело-синего флага довоенной Чехословакии. Елизавета вскрикнула, сестры Кенигсберг стали махать руками, и капитан велел шоферу остановиться. Легко пробившись сквозь толпу пешеходов, он подошел к молодым женщинам и спросил: «Откуда вы?» по-чешски и по-словацки. Они хором ответили: «Из Ужгорода». Офицер подразделения по перемещенным лицам сказал, что им нужно на центральный сборный пункт. Девушки застыли на месте в ужасе, но офицер был привычен к подобной реакции. Он сообщил, что явка туда добровольная, что там нет колючей проволоки, что там не только не требуется, но и не разрешается работать. Он выдал им четыре пропуска, предназначенные для чешских перемещенных лиц, и сообщил, что предъявителям будет выделен дополнительный паек, больший, чем для немцев.