Равные звездам - Евгений Валерьевич Лотош

– Какой-то он злой, этот дядька! – в ухо Карине прошептала Цукка. – Что-то здесь не так.

– Встань у меня за спиной, чтобы твое лицо не видели, и быстро сообщи Мати, – шепнула Карина в ответ. – Что-то мне гости не нравятся…

– Вы старейшины Муммы? – холодно спросил Цом у трех стариков, рухнувших перед ним на колени.

– Да, момбацу сан! – пролепетал Мамай едва поворачивающимся от страха языком. – Мы твои верные слуги, и вся деревня…

– Вся деревня сошла с ума! – отрезал Цом. – Старик, почему ваши женщины забыли о стыде и приличиях? Почему они ходят с открытыми головами?

– Великий шаман Карина, Избранная Дочь, чьими устами вещают боги, повелела нам…

– Избранная Дочь? – рявкнул Старший Коготь. – Она – восточная шлюха, за которой ваша деревня должна присматривать под страхом смерти, и ничего больше! Кто сказал вам такую чушь? Кто первым назвал ее так?

– Великий шаман Панариши своими глазами видел, как она…

– Кто такой Панариши? – с отвращением спросил у Дуррана Цом. – Где он?

– Шаман Панариши вчера вечером покинул деревню, – пробормотал Младший Коготь. – Он шаман бога Тилоса…

– Никогда не слышал про такого. – Цом возвысил голос, и его меч, прошелестев о ножны и блеснув в тусклом предгрозовом свете, описал дугу и застыл острием к земле. – Жители Муммы, слушайте меня, Старшего Когтя Оранжевого клана! Двух восточных женщин оставили на ваше попечение меньше двух недель назад. Вы должны были следить, чтобы они не сбежали и не умерли с голоду. А что сделали вы? Вы назвали одну из них Избранной Дочерью и по ее слову бесстыдно обнажили своих женщин. Вы нарушили волю Дракона. Главная вина лежит на восточной женщине именем Карина, но и вы виновны тоже. За такое ваша деревня будет сурово наказана, чтобы вы до конца дней своих помнили…

– Ты идешь против воли богов, чужак?

– Кто сказал?! – заорал Цом. – Кто?

– Я сказал! – шаман Панариши неторопливо прошел сквозь толпу, отхлынувшую от него, словно от чумного, и мотнул головой, отбрасывая назад густую гриву волос. Его лицо и обнаженное до пояса тело густо покрывали переплетающиеся черные и коричневые линии – то ли рисунки, то ли татуировки, а глаза и рот были обведены черным. Линии вокруг губ проходили так, что казалось – его рот в зловещей ухмылке растягивается почти до ушей. Некоторые солдаты Дракона при его виде принялись творить охранные знаки. – Я сказал. Я шаман Панариши, тот, кто доносит до людей волю богов и духов. Ты осмеливаешься возвысить голос против богов, смертный воин? Помни, они жестоко наказывают тех, кто осмелился возомнить себя неуязвимым!

Словно во сне, Карина смотрела, как шаман медленно, слегка враскачку, пересекает небольшое пустое пространство между толпой и солдатами и останавливается в нескольких шагах перед оцепеневшим от такой наглости Цомом.

– Зачем ты прилетел сюда, солдат Дракона? – спросил шаман, и его хорошо поставленный голос раскатился над затихшей площадью. – Тебя никто здесь не ждал.

– Я не отчитываюсь перед бродягами! – надменно заявил Старший Коготь. – Но тебе, шаман, повторю: я прилетел сюда, чтобы раз и навсегда покончить с этой глупой историей. Деревню ожидает суровое наказание.

– А что станет с заложницами? – поинтересовался шаман. – С женщинами с востока? С Избранной Дочерью? Ты намерен причинить им вред?

– Не существует никакой избранной дочери, – внезапно спокойным тоном ответил Старший Коготь. – Существует лишь восточная шлюха, у которой не доставало ума сидеть тихо в надежде прожить лишний день. Ее время истекло, как истекло и твое. Вы все умрете сегодня. Сейчас.

Младший Коготь резко вздохнул и вздрогнул.

– Что такое, Дурран? – поинтересовался Цом, поворачивая к нему голову.

– Но момбацу сан Шай приказал охранять ее три недели… – хрипло пробормотал мужчина. – Три недели еще…

– Момбацу сан Шай приказал мне поступить с ней по моему собственному усмотрению. Дурран, ты что, защищаешь ее? – Старший Коготь шагнул к нему и свободной рукой вздернул его подбородок, заставив посмотреть себе в глаза. – Я вижу, что ты действительно забыл о дисциплине. Ты сам убьешь ее. Сейчас же!

Его голос хлестнул Младшего Когтя как кнутом. Тот дернулся.

– Я… – прошептал он, облизывая губы. Его взгляд поверх плеча своего господина устремился на Карину, и та явственно разглядела в ужас в его зрачках. Не то чувство, когда боишься за себя – такой ужас, который можно испытывать только за других.

И только сейчас она полностью осознала, что происходит.

Люди Дракона прилетели сюда, чтобы ее убить. Ее – и Цукку.

Вот и наступил тот момент, который снился ей в скоротечных ночных кошмарах, заставляющий ее просыпаться среди ночи в холодной испарине. Тот самый момент, который, как она всегда знала, однажды наступит. Время Та, когда ей предстоит окончательно решить – умереть самой или сражаться, обрекая на смерть окружающих. Ну почему, почему именно сегодня? Завтра или послезавтра до Муммы наконец-то добрались бы свои!..

И она так и не решила, что станет делать.

– А теперь слушай меня, Старший Коготь! – властно сказал Панариши. – Слушайте меня, солдаты Дракона! Духи вещают моими устами, и боги смотрят на вас моими глазами! Объявляю вам, что замысленное вами – мерзость перед лицом невидимого мира. Духи не простят вам смерти Избранной Дочери и жестоко покарают вас. Вы не сумеете скрыться от их мести ни под корнями гор, ни за восточным морем. Опустите оружие – сейчас же!

Солдаты Дракона испуганно попятились, опуская стволы автоматов. Многие снова принялись творить охранные знаки. Однако Старший Коготь лишь нехорошо усмехнулся.

– Мне случалось слышать от шаманов угрозы и похуже, – лениво сказал он. – Как раз перед тем, как я укорачивал их на голову. И что-то ни разу ни один дух не пришел за мной. Шаман, ты свою судьбу выбрал. Ты умрешь вместе с восточной потаскухой, которую так яро защищаешь.

– Оставь его, Цом! – резко сказала Карина, выступая вперед. Как же прикрыть от них Цукку, чтобы та не пострадала в случае, если завяжется схватка. Прикрыть? Солдаты вокруг явно получили инструкции заранее, и теперь она находилась под прицелом полутора десятков автоматов – не считая оружия в руках местных солдат, которое пока что смотрело в землю. Слишком много для нее даже в оптимальных условиях. И слишком, слишком много сейчас.

Она не хочет умирать!

Но она не может допустить, чтобы из-за нее погибли другие. Ей – и Цукке – все равно не выжить, и остается лишь надеяться, что их смерть окажется быстрой и не слишком болезненной. Значит, остается лишь умереть с достоинством – и не допустить, чтобы пострадал кто-то еще.

– Оставь