Люди как боги - Сергей Снегов

– Не надо, – сказал я. – Павел блистательно доказал, что я не изменник. Эту ночь мы будем спать спокойно. Благодари Павла.

Ромеро церемонно поднял трость:

– Что вы искренне верите в собственную измену, непостижимый Эли, мы все видели. Сомневаюсь, чтобы ваша жена была так наивна.

– Я уже не знаю, во что верила, во что нет, – сказала она устало. – Я привыкла к тому, что Эли способен на все. Действия его временами так противоречат всему, чего ждешь… Я думала о том, смогу ли заставить себя быть живой, если с виновностью Эли согласятся.

Я попросил Ольгу задержаться. Когда мы остались одни, я сказал:

– Теперь ты понимаешь, что я не мог впустить тебя перед совещанием? Спрашивай, Ольга.

– Расскажи, как это случилось. Ирина перед испытанием пришла на обед страшно взволнованная. Я отнесла ее возбуждение за счет слабости после болезни, она так легко раздражалась, так часто плакала…

– Разве Олег не говорил, о чем просил Ирину Эллон?

Олег рассказал Ольге все, что знал, она хотела знать больше. Но я мог только повторить его рассказ. Ольга заплакала, когда я упомянул, что Ирина попросила не проклинать ее. Я с нежностью глядел на маленькую голову Ольги, на ее седые вьющиеся волосы. Судьба многим ее одарила: и громкой славой, какой не доставалось ни одной другой женщине, и горем, которого хватило бы, чтобы разорвать любое сердце.

– Как ты думаешь: она погибла?

На это я не мог ответить. Выброшенные в прошлое не возвращались живыми – это мы видели на примере Мизара и Эллона. Но из будущего возвращение возможно: вспомним Оана, выскользнувшего прямо на наш звездолет, того же Мизара, того же Эллона – он ведь живым промелькнул мимо нас, падая в прошлое. Ирина не вернулась, но это не значит, что она мертва. О физике прошлого мы что-то знали, но что мы знаем о будущем?

– Олег говорит то же, что и ты. Но я боюсь, что он просто хочет утешить меня.

– Олегу важней утешить себя. Он любит Ирину. И потом, что значит – утешить? Ты не только капитан галактических кораблей, но и знаменитый астрофизик. Мы должны спрашивать у тебя, что произошло с Ириной, а не ты у нас.

– У меня просьба к тебе и Олегу. После гибели «Овна» я могу только дублировать Осиму. Но у него такой прекрасный дублер, как Эдуард. Я бы хотела заняться механизмами времени. Я считаю своим долгом закончить работы, которые начала моя дочь. Любое расстройство стабилизатора может ввергнуть нас в новое безумие.

Я догадывался, что она мечтает найти безопасные выходы в будущее и узнать, что случилось с Ириной.

– В моей поддержке не сомневайся. Думаю, и Олег не будет против.

Исчезнувший Голос заменил Граций. Мы немного поспорили, не нужно ли возвратиться к прежней схеме звездолетовождения: анализаторы – МУМ – командир корабля. Схема ни разу не отказывала в спокойных космических областях. И Осиме, и Камагину такая практика казалась удобней. Мы с Олегом не согласились с ними. МУМ – механический рассудок, она беспомощна без причинной связи. Грозный опыт показал, что нарушение течения времени выводит его из строя. Причинная связь – эквивалент нормальной связи времен, а нормального времени в ядре нет! Над рассудком должен стоять разум, который способен мыслить целостно.

– Граций отлично справится с прежней функцией Голоса, – объяснил капитанам Олег. – У них одинаковая структура мозга, ведь и Голос по происхождению из галактов.

Так Граций стал полновластным хозяином оперативной рубки. Он не вознесся на высоту, как его предшественник. Но и не захотел неутомимо шагать вдоль кольцевых стен. Он затребовал кресло. Кресло разыскали самое огромное, из корабельного «запаса на все случаи»: в обычных приспособлениях для сидения массивный галакт не поместился бы. Водрузили кресло на специальный постамент.

И теперь Граций представал входящему такой величественной фигурой, что всякого охватывал трепет. Ромеро сказал, что раньше Граций был богоподобен, а сейчас – богоравен. И мне Граций напоминал Зевса, восседающего на троне, – кажется, была такая древняя статуя. Величавое богоравенство не мешало Грацию работать с быстротой человека и исполнительностью демиурга. Мозг у галактов подвижней тела. Если не требовалось размахивать руками или бежать, Граций мог дать фору любому. В спринте на беговой дорожке он не взял бы и жалкой премии, но состязаться с ним в быстроте мышления не стоило.

Еще до того, как Граций утвердился в рубке, ко мне пришел Орлан. Демиург не любил ходить по гостям. Мы обычно встречались с ним в служебных помещениях. Лишь у Грация Орлан бывал часто – вероятно, из желания подчеркнуть, что между демиургом и галактом не существует ненависти, некогда разделившей их народы.

– Эли, правда ли, что работами по трансформации времени будет руководить капитан Ольга Трондайк? – спросил он так официально, что невольно напомнил мне время, когда выступал от имени Великого разрушителя.

– Ты против, Орлан?

Он взметнул вверх голову на гибкой шее, но из уважения ко мне опустил ее без большого шума.

– Работы по трансформации времени вели демиурги. Мне бы самому хотелось заменить Эллона.

Не могу передать, как я удивился. В разные годы Орлан был для меня разным: звездным адмиралом, взявшим в плен мой корабль, могущественным вельможей Империи разрушителей, жестоким врагом вначале, добрым другом потом, соратником по бедствиям, одним из создателей Звездного Содружества и, быть может, самым близким мне существом среди разумных нелюдей. Но инженером я его представить не мог. Он никогда не выказывал ни интереса к расчетам, ни влечения к конструированию механизмов.

Но Орлан объяснил, что в молодости готовился в промышленные руководители: получил инженерное образование, стажировался на заводах. И не удостоился назначения в министры звездолетостроения лишь потому, что Великий разрушитель поручил ему дела большой галактической политики.

– В том, что я перестал быть инженером, виноваты Ольга Трондайк и ты, Эли. После вашего пролета через неевклидовы теснины Персея и взрыва Второй планеты Великий призвал в свое окружение всех, кто по знатности мог служить опорой трону.

– А сейчас ты хотел бы вернуться к инженерным делам, Орлан?

– Эли, я сейчас единственный, кто не имеет индивидуальных заданий. После ухода Грация в рубку и особенно после гибели великого Эллона мне грустно слоняться по кораблю.

– Ты не возражаешь против работы с Ольгой?

– Если она не возражает, Эли.

– Она не будет возражать.

Несколько дней я не ходил в консерватор. А затем меня снова потянуло на корабельное кладбище. Но спускался я туда иначе. Старые чувства были развеяны, новые только нарождались. В каком-то смутном смятении я не знал, чего хочу, чего жду.

В консерваторе добавился новый саркофаг. Я постоял около Эллона. Демиург обладал могучим мозгом, но вибрации времени не снес. Даже гений не способен вынести разрыв между прошлым и будущим без прочной опоры в настоящем.