Плохие девочки не плачут. Книга 3 - Валерия Ангелос

И тут происходит очередное озарение.

Все эти блюда регулярно заказываю в местных ресторанах.

Откуда?!

Вот откуда столько знает?

Вопрос риторический.

— Я навёл справки, — милостиво поясняет фон Вейганд.

Предвкушает очередную порцию претензий, скандал и бойкот, бурную истерику. С явным торжеством следит за сменой эмоций на моём лице.

Дорога от офигения до ярости занимает несколько ничтожных секунд.

Однако на сей раз оперативно сбрасываю обороты. Пора перестать удивляться. Настало время удивлять самой.

Никаких упрёков. Никаких претензий. Ни тени возмущения.

Обломись, малыш.

— Как ты относишься к тортам? — интересуюсь ровно, будто спрашиваю о гольфе.

Тяжёлая артиллерия обождёт.

На данном этапе необходимо ошарашить противника, вырвать у него из рук колоду краплёных карт, перетасовать и разбросать по комнате. Нужно сбить негодяя с толку, стукнуть пыльным мешком из-за угла. Со всей дури. Не жалея сил. Подключив буйную фантазию.

В конце концов, победу даруют за мастерство.

Кулаками помахать успею. Без проблем сумею заорать.

Надо действовать тоньше. Аки хирург. Скальпелем.

— Неоднозначно, — в тон мне произносит фон Вейганд, скупо прибавляет: — Довольно таки прохладно.

Не отчаиваюсь.

Открываю бутылку минеральной воды. Пью. Беру тайм-аут на раздумья, рассчитываю новый ход. Украдкой поглядываю на десерт, замышляю недоброе.

Хватит, притормози.

Впрочем, почему не рискнуть?

Неизвестно какие извращения таятся в бритой башке. Хотя известно. Частично. По фрагментам. Кнуты, цепи, плети, прочая банальщина. Копнём глубже. Не ведая страха. Приготовимся к леденящим душу откровениям.

— А ты хотел бы, — осекаюсь, выжимаю максимум соблазнительности из привычной дурацкой улыбки, посылаю к чёрту внезапно пробудившееся смущение и продолжаю партию: — Хотел бы обмазать меня взбитыми сливками? Мёдом? Джемом? Мороженым? Заварным кремом?

Ублюдок молчит.

В чёрных глазах отплясывают бесенята. Рот кривится в зловещей ухмылке.

— Хотел бы обмазать и слизать всё это с нежной кожи? — заявляю невинно, провожу языком по губам для закрепления эффекта.

Мучительно тянет сбежать, немедленно скрыться подальше отсюда, забаррикадироваться в ванной или вырваться на улицу, на мороз.

Тянет отвернуться, зажмуриться, сгорбиться и стать незаметной.

Но я обязана довести провокацию до логического финала. Отступать — слишком большая роскошь. Не могу показать слабость.

Фон Вейганд слегка наклоняется вперёд. Не позволяет разорвать контакт, проникает внутрь, не прикасаясь.

Вечная ночь. Без края и без конца. Ложиться на меня. Накрывает тёмным бархатом. Смягчает удар стального клинка. Прямо туда. Под рёбра.

— Проклятая диета, — оглушающий шёпот и звериный оскал. — Вынужден отказаться.

Дрожь зарождается в груди, движется по всему телу. Неумолимо. Против воли. Слёзы душат. Отчаянно рвутся наружу.

Не спасут ни эклеры, ни макаруны. Ни даже вишнёвый штрудель.

Яд сомнения пропитывает плоть, застывает в жилах густой смолой. Вязкие капли стекают вниз. По кончикам ресниц.

Отключаюсь. Стараюсь не думать. Перевести стрелки. Отгородится от реальности, закрыть собственное сознание.

Что чувствовала Мария-Антуанетта?

Когда опускалась на колени перед гильотиной.

В белой пикейной рубашке, с чёрной лентой на запястьях, с муслиновым платком на плечах и в лиловых туфлях. Лишённая всего, доведённая до предела. Униженная, но не сломленная. По-прежнему королева.

Что хуже — смерть или ожидание смерти?

В одном углу ринга — колючая вспышка боли. Ослепляющая, обжигающая. В другом — ад без границ. Безвизовый режим в чертогах Сатаны.

Чего изволите — правду или ложь?

Добро пожаловать, на эшафот.

Проходите, не стесняйтесь.

Горизонтальная скамья к вашим услугам. Прилягте, отдохните. Навсегда. Две доски с выемкой. Не волнуйтесь, шея не успеет онеметь. Не дёргайтесь, позвольте закрепить на славу.

Аттракцион работает безотказно, толпа содрогается в экстазе.

Косой нож замирает наверху. Доля секунды — отпускаем защёлку, нажимаем рычаг. Орудие смерти в свободном полёте.

Поздравляю.

Вы самое слабое звено.

Прощайте.

Эти французы сумасшедшие.

Активно создавали серьги и браслеты, печати для конвертов, прочие изысканные сувениры в виде гильотины.

В ресторанах подавали блюдо марципановых куколок, которые карикатурно копировали известных политических лидеров смутного времени. Каждому посетителю полагалось по мини-гильотине. Из красного дерева.

Выбирай жертву, казни в своё удовольствие. Вместо настоящей крови вытекает сладкий алый соус. Макай в него игрушечный трупик. Кушай, не обляпайся. Голову сохрани на память о чудесном обеде.

Прелестно ведь.

Дух свободы, демократии, перемен.

Жаль, вдохновенные революционеры частенько забывают о судьбе Робеспьера.

Ладно, покончим с долгими отступлениями.

Истина как она есть.

Я боюсь.

Дико. Безумно. До чёртиков.

Не готова к мятежу. Не знаю, хочу ли докопаться до правды. Но и во лжи не сумею жить. Комфортное неведение исключаю автоматом.

Вполне допускаю, некоторые вещи просто не должны случаться.

Второй сезон «Физрука». Русский рэп. Глобальное потепление.

Однако они происходят. Снова и снова. С завидной регулярностью.

Хотя не страшно.

Ну, не так страшно как мои стихи, которыми в местах не столь отдалённых пытают Гитлера.

Шучу.

Даже для него это слишком суровое наказание.

— Надоели буржуйские штучки, — совершаю выразительный жест рукой, тонко намекаю на утончённые яства, коими уставлен стол. — Сейчас бы пельмешки с мяском да брусничный морс.

Фон Вейганд посмеивается.

— Заказывай, — следует подарок с барского плеча. — Исполню.

Слишком скучно. Никакого сопротивления. Подобная капитуляция рубит спортивный интерес на корню.

— Позже, — говорю, насупившись.

Придётся поменять тактику. Нельзя допускать тягостного однообразия.