Похождения бравого солдата Швейка - Ярослав Гашек

— Я оставил его на плотине пруда, когда примерял этитряпки, чтобы узнать, как в них чувствуют себя русские солдаты, — ответилШвейк. — Это просто недоразумение.

Швейк подробно рассказал подпоручику Дубу, как оннастрадался из-за этого недоразумения. Когда он кончил свой рассказ, подпоручикДуб заорал на него:

— Вот теперь-то ты меня узнаёшь! Понимаешь ты, чтозначит потерять казённое имущество? Знаешь ли ты, негодяй, что это значит —потерять на войне обмундирование?

— Осмелюсь доложить, господин лейтенант, — ответилШвейк, — знаю. Когда солдат лишается обмундирования, он должен получитьновое.

— Иисус Мария, — крикнул подпоручик Дуб, —осёл, скотина ты этакая, если ты и впредь будешь так со мной шутить, то ещё столет после войны будешь дослуживать!

Полковник Гербих, сидевший до сих пор спокойно и деловито застолом, вдруг сделал страшную гримасу, ибо его палец, который до сих пор вёлсебя смирно, из тихого и спокойного агнца превратился в ревущего тигра, вэлектрический ток в шестьсот вольт, в палец, каждую косточку которого молотмедленно дробит в щебень. Полковник Гербих лишь рукой махнул и заорал дикимголосом, как орёт человек, которого медленно поджаривают на вертеле:

— Вон! Дайте мне револьвер!

Это был дурной признак, поэтому все выскочили вон вместе со Швейком,которого конвойные вытолкали в коридор. Остался лишь подпоручик Дуб. Он хотелиспользовать этот подходящий, как ему казалось, момент против Швейка и сказалготовому заплакать полковнику:

— Господин полковник, позвольте мне обратить вашевнимание на то, что этот солдат…

Полковник замяукал и запустил в подпоручика чернильницей,после чего подпоручик в ужасе отдал честь и, пролепетав: «Разумеется, господинполковник», — исчез за дверью.

Ещё долго потом из канцелярии полковника были слышны рёв ивой. Наконец вопли прекратились. Палец полковника неожиданно опять превратилсяв агнца, приступ подагры прошёл, полковник позвонил и снова приказал привести кнему Швейка.

— Так что, собственно, с тобой приключилось? —по-прежнему ласково спросил полковник Швейка. Всё неприятное осталось позади.Он снова почувствовал себя прекрасно и испытывал такое блаженство, словнонежился на пляже на берегу моря.

Дружески улыбаясь полковнику, Швейк рассказал свою одиссею отначала до конца, доложил, что он ординарец одиннадцатой маршевой роты Девяностопервого полка и что не знает, как они там без него обойдутся.

Полковник тоже улыбался, а потом отдал следующий приказ:«Выписать Швейку воинский литер через Львов до станции Золтанец, куда завтрадолжна прибыть его маршевая рота, и выдать ему со склада новый казённый мундири шесть крон восемьдесят два геллера вместо продовольствия на дорогу».

Когда Швейк в новом австрийском мундире покидал штаббригады, он столкнулся с подпоручиком Дубом. Тот был немало удивлён, когдаШвейк по всем правилам отрапортовал ему, показал документы и заботливо спросил,что передать господину поручику Лукашу.

Подпоручик Дуб не нашёлся сказать ничего другого, как только«Abtreten!», и, глядя вслед удаляющемуся Швейку, проворчал про себя: «Ты меняещё узнаешь, Иисус Мария, ты меня узнаешь!»

* * *

На станции Золтанец собрался весь батальон капитана Сагнера,за исключением арьергарда — четырнадцатой роты, потерявшейся где-то при обходеЛьвова.

Попав в местечко, Швейк очутился в совершенно новойобстановке. Судя по всеобщему оживлению, недалеко был фронт, где шла резня.Всюду стояли пушки и обозы; из каждого дома выходили солдаты разных полков,среди них выделялись германцы. Они с видом аристократов раздавали австрийскимсолдатам сигареты из своих богатых запасов. У германских кухонь на площадистояли даже бочки с пивом. Германским солдатам раздавали пиво в обед и в ужин,а вокруг них, как голодные кошки, бродили заброшенные австрийские солдаты сживотами, раздувшимися от грязного подслащённого отвара цикория.

Пейсатые евреи в длинных кафтанах, собравшись в кучки,размахивали руками, показывая на тучи дыма на западе. Со всех сторонраздавались крики, что это на реке Буг горят Утишков, Буёк и Деревяны.

Отчётливо был слышен гул пушек. Снова стали кричать, чторусские бомбардируют со стороны Грабова Каменку-Струмилову и что бои идут вдольвсего Буга, а солдаты задерживают беженцев, которые собрались уже вернуться заБуг, к себе домой.

Повсюду царила суматоха, никто не знал точно — перешлирусские в наступление, приостановив своё отступление по всему фронту, или нет.

В главную комендатуру местечка патрули полевой жандармериипоминутно приводили то одну, то другую запуганную еврейскую душу. Зараспространение неверных и ложных слухов несчастных евреев избивали в кровь иотпускали с выпоротой задницей домой.

Итак, Швейк попал в эту сутолоку и попробовал разыскать своюмаршевую роту. Уже на вокзале, в этапном управлении, у него чуть было не возникконфликт. Когда он подошёл к столу, где солдатам, разыскивающим свою часть,давалась информация, какой-то капрал раскричался: не хочет ли Швейк, чтобыкапрал за него разыскал его маршевую роту? Швейк сказал, что хочет лишь узнать,где здесь, в местечке, расположена одиннадцатая маршевая рота Девяносто первогополка такого-то маршевого батальона.

— Мне очень важно знать, — подчеркнулШвейк, — где находится одиннадцатая маршевая рота, так как я её ординарец.

К несчастью, за соседним столом сидел какой-то штабнойписарь; он вскочил, как тигр, и тоже заорал на Швейка:

— Свинья окаянная, ты ординарец и не знаешь, где твоямаршевая рота?

Не успел Швейк ответить, как штабной писарь исчез вканцелярия и тотчас же привёл оттуда толстого поручика, который выглядел такпочтенно, словно был владельцем крупной мясной фирмы. Этапные управленияслужили одновременно ловушками для слоняющихся одичавших солдат, которые,вероятно, были не прочь всю войну разыскивать свои части и околачиваться наэтапах, а всего охотнее стояли в очередях в этапных управлениях у столов, надкоторыми висела табличка: «Minagegeld».[300]

Когда вошёл толстый поручик, старший писарь крикнул:

— Habacht!

А поручик спросил Швейка:

— Где твои документы?

Швейк предъявил документы, и поручик, удостоверившись вправильности маршрута Швейка от штаба к роте, вернул ему бумаги и благосклонносказал капралу, сидевшему за столом: