Мемуары генерала барона де Марбо - Жан-Батист-Антуан-Марселен де Марбо

Если бы Бернадотт действовал заодно с нами, географическое положение Швеции замечательно послужило бы нашим общим интересам. Однако новый принц еще окончательно не стал нашим врагом. Он хотел знать, на чьей стороне будет победа, и высказался лишь в следующем году. Лишенный поддержки Турции и Швеции, для сдерживания русских армий Наполеон мог иметь своими союзниками на севере только поляков. Но этот неспокойный народ, чьи предки не сумели договориться между собой и создать независимое государство, не представлял собой никакой моральной или материальной опоры.

В самом деле, Литва и другие провинции, составляющие свыше трети прежней Польши, проведшие более сорока лет в подчинении у России, почти полностью утратили воспоминания о своей прежней конституции и считали себя русскими вот уже много лет. Дворяне посылали своих сыновей служить в царскую армию. Привычка привязала их настолько крепко к России, что нечего было и надеяться на их присоединение к французам. То же самое относилось и к другим полякам, несколькими разделами Польши уже давно отделенными от матери-родины и оказавшимися в подданстве Австрии и Пруссии. Они неплохо и охотно выступили против России, но делали это под знаменами своих новых государей. Они не испытывали по отношению к Наполеону ни любви, ни энтузиазма и боялись увидеть свои земли опустошенными войной. Великое герцогство Варшавское, отданное в 1807 году королю Саксонии по Тильзитскому миру, было единственной провинцией прежней Польши, где сохранились остатки национального духа и некоторая привязанность к Франции. Но какую пользу могло столь малое государство принести армиям Наполеона?

Тем не менее, полный веры в свои силы и в свой гений, Наполеон решил перейти Неман. 23 июня в сопровождении генерала Аксо император, надев фуражную шапку и шинель одного поляка из своей гвардии, объехал берега Немана. Тем же вечером, в 10 часов, он приказал начать переправу через реку по многочисленным понтонным мостам, переброшенным напротив маленького русского города Ковно, который был занят нашими войсками без малейшего сопротивления со стороны противника.

Переправа через Неман. — Вступление в Вильно. — Я вступаю в соприкосновение с неприятелем. — 23-й полк при Вилькомире. — Трудности в Литве. — Наступление

24 июня на рассвете мы были свидетелями одного из самых грандиозных спектаклей. На наиболее значительной возвышенности левого берега видны были палатки императора. Вокруг них все холмы, их склоны и долины были заполнены людьми и лошадьми, оружие сверкало на солнце! Эта масса, состоявшая из 250 тысяч воинов, разделенная на три бесконечные колонны, стекала в полном порядке к трем мостам, перекинутым через реку. Затем различные корпуса двигались вперед, по направлению к правому берегу, в направлениях, указанных для каждого из них. В тот же день Неман был форсирован нашими войсками еще в нескольких местах: у Гродно и Тильзита.

Генерал Гурго ознакомил меня с планом диспозиции, испещренным отметками, сделанными рукой Наполеона. Из этого официального документа следует, что при переправе через Неман армия насчитывала 325 тысяч человек (г-н Тьер, округляя, говорит о 400 тысячах), из них 155 400 французов и 170 тысяч союзников, плюс 984 орудия. Полк, которым я командовал, входил в состав 2-го корпуса под командованием маршала Удино. 23-й полк перешел Неман по первому мосту возле Ковно и сразу же направился к Яново.

Жара стояла удушающая. К ночи она вызвала ужасную грозу, и проливной дождь залил все дороги и поля на 50 лье в округе. Однако армия не увидела в этом дурной приметы, как привыкли говорить, поскольку солдат считает град и гром явлениями, вполне естественными летом. Впрочем, у русских, которые еще более суеверны, чем некоторые французы, тоже была очень плохая примета: в ночь с 23-го на 24 июня император Александр чуть не погиб на балу в Вильне, потому что пол в зале провалился под его креслом как раз в тот момент, когда первая французская баржа с первым отрядом войск Наполеона причаливала к правому берегу Немана на русской территории. Как бы то ни было, гроза сильно охладила воздух, и наши лошади тем более страдали от этого на бивуаках, что им пришлось есть мокрую траву и ложиться на сырую землю. Поэтому армия потеряла несколько тысяч лошадей из-за приступов острых колик.

За Ковно протекает очень маленькая речка Вилия, мост через которую противник уничтожил. После грозы вода в этом притоке Немана поднялась, так что передовым частям Удино пришлось остановиться. Император появился в тот момент, когда я сам подъезжал к голове колонны моего полка. Он приказал польским уланам попытаться перейти вброд: один человек утонул; я узнал его фамилию, его звали Минский. Я подчеркиваю эту деталь потому, что случаю, происшедшему при переправе польских улан через Вилию, уделялось слишком большое внимание.

Тем временем русские отступали, не дожидаясь французской армии, вскоре занявшей Вильно, столицу Литвы. Около этого города состоялось кавалерийское сражение, в котором мой бывший товарищ по штабу Массены Октав де Сегюр был захвачен русскими в плен, находясь во главе эскадрона 8-го гусарского полка, которым он командовал. Октав был старшим братом генерала графа де Сегюра.

В тот самый день, когда император вошел в Вильно, части маршала Удино встретились с русским корпусом Витгенштейна при Вилькомире, где произошло первое серьезное столкновение с противником в этой кампании. Я никогда раньше не служил под командованием Удино. Начало подтвердило мое высокое мнение о его смелости, но разочаровало меня в его военных талантах.

Один из главных недостатков французов, когда они ведут войну, — это беспричинные переходы от самых тщательных предосторожностей к безграничной беспечности. И вот, поскольку русские позволили нам без сопротивления перейти через Неман, захватить Литву и занять Вильно, в кругу некоторых военных сделалось хорошим тоном утверждать, что противник все время будет бежать от нас и нигде не удержится. Штаб Удино и он сам нередко высказывали такую же точку зрения и называли сказками сообщения крестьян о большом корпусе русских, стоявшем перед городком Вилькомиром. Недоверие к этим сведениям чуть не стало для нас фатальным вот каким образом.

Легкая кавалерия, будучи глазами армий, обычно следует в авангарде и на флангах. Так что мой полк шел впереди пехотных дивизий примерно на лье, как вдруг, оказавшись неподалеку от Вилькомира и не встретив ни одного вражеского поста, я оказался перед еловым лесом, среди громадных деревьев которого кавалерийские взводы могли свободно передвигаться, но обзор был ограничен из-за ветвей. Опасаясь засады, я остановил полк и отправил на разведку один эскадрон под командованием очень неглупого офицера. Он через четверть часа вернулся и сообщил мне о присутствии неприятельской армии. Тогда я быстро выбрался на опушку леса и увидал на расстоянии пушечного выстрела город Вилькомир, защищенный ручьем и холмом, на котором находились в боевом порядке 25–30 тысяч вражеских пехотинцев с кавалерией и артиллерией!

Вы, конечно, удивитесь, что перед этими частями не было ни караулов, ни постов, ни разведчиков. Но русские обычно так и действуют, приняв решение оборонять удачную позицию: они дают противнику подойти как можно ближе, не предупреждая его огнем своих стрелков о предстоящем сопротивлении. Только когда части противника оказываются в пределах досягаемости, русские обрушивают на него шквальный артиллерийский и ружейный огонь, что приводит в удивление и заставляет дрогнуть вражеских солдат! Этот метод, дающий, возможно, некоторые преимущества, нередко приносил русским хорошие результаты. Так что генерал Витгенштейн приготовил нам подобный прием.